На сей раз Дезидерий озирался гораздо дольше.
– Неравнодушен, – еле различимо пробормотал он. – Но мать искала для него княжну из рода Мазовецких, а он весьма чтил волю покойной госпожи Эльжбеты, так что вряд ли панна Анджелика когда-нибудь станет нашей повелительницей.
– Я, пожалуй, погляжу на нее, – объявила Мадленка, но на прощание оглянулась на «огнеплюй». – Что за пушка у вас – чудо! А она стреляет?
– Пока нет, – отозвался Дезидерий, видимо, испытывая облегчение от того, что не надо больше объяснять про таинственную панну Анджелику, – но наш мастер, Даниил из Галича, говорит, что скоро уж ее можно будет испытать.
– А кто он, Даниил? – заинтересовалась Мадленка.
– Главный кузнец их милости. Правда, епископ Флориан утверждает, что «огнеплюй» – суета сует и нам вовсе ни к чему, но князь Доминик так не думает.
«Ага! – значительно подумала Мадленка. – Кузнец!»
– А что он еще делает, кроме пушек? – допытывалась она. – Мечи кует?
– О, – Дезидерий закатил глаза, – мечи у него – загляденье, и легкие, и не ломаются. Князь наш Даниилом очень дорожит, не смотрит, что тот православной веры, хоть епископ на него и ворчит за это.
– А-а, – протянула Мадленка, – так Даниил – русин? А стрелы он тоже делает?
– Он, все он, – подтвердил Дезидерий. – Я же говорю: кузнец, каких мало. И стрелы-то у него не простые, а такие, что с двадцати шагов доспехи насквозь бьют.
Мадленка побледнела, наморщила нос. «И человека тоже», – не удержавшись, подумала она.
– Что ж, дело хорошее, – степенно заметила она на слова Дезидерия.
Они пересекли двор, прошли череду полутемных зал, где толкалось множество самого разнообразного люда, поднялись по лестнице и оказались на женской половине замка, где сновали ловкие, уверенные, сдобные горничные и тонко пахло какими-то восточными благовониями. Мадленка чихнула.
У дверей им встретилась довольно молодая еще – лет двадцати четырех – дама в безвкусном платье желтой парчи.
– А, привел… – протянула она и, взяв лицо Мадленки за подбородок, развернув его к свету, весело воскликнула: – Экий заморыш! Как птенец ощипанный.
– На себя лучше погляди, сударыня, – огрызнулась Мадленка, которой такое обращение с ее персоной очень не понравилось.
Дама тяжело задышала и покрылась свекольными пятнами.
– Что? – просипела она, разом утратив голос. – Да как ты смеешь, невежа!
– Я – шляхтич, – отрезала Мадленка, – и, слава богу, могу отличить благолепную внешность от образины, которую ныне имею несчастье лицезреть.
