Пламя над Англией | страница 5



Елизавета могла поддразнивать своих придворных и обмениваться шутками с крестьянами в полях, но когда она хотела, то становилась не менее грозной, чем король Гарри,[10] и сейчас был как раз такой момент. Наставник съежился, охваченный ужасом. На его лбу выступил пот, колени заметно дрожали. Королева публично выставила его дураком, но она могла и заковать его в колодки, словно вора.

Однако, Елизавета удовлетворилась преподанным уроком. Она снова посмотрела на главу школы.

– Позовите-ка мне этого парня с каштановыми волосами.

– Робин Обри! – позвал тот, к кому она обратилась. Ряды расступились, и мистер Хорек, облегченно вздохнув, отступил в сторону. Но он все еще держал голову опущенной, дабы никто не мог увидеть страх и злобу в его глазах.

Сам Робин Обри едва ли пребывал в более счастливом настроении. Этого четырнадцатилетнего мальчугана, имевшего в жизни ясную цель, обуревали мечты, в центре которых всегда был образ великой королевы. И вот теперь она выбрала его среди других учеников и подозвала к себе. Робин был уверен, что не сможет пересечь пятно солнечного света, отделяющее его от королевы. Слезы слепили его глаза. Самое большее, на что он мог надеяться, – это упасть и умереть у ее ног. И все же каким-то чудом Робин подошел к Елизавете и опустился перед ней на колени. Не осмеливаясь поднять на нее взгляд, он почувствовал, как ее точеная рука опустилась ему на плечо и услышал голос – простой женский голос, теплый и ласковый.

– Робин Обри, – повторила королева, любуясь чисто английским именем.

– Из Эбботс-Гэп в графстве Дорсет.

Это произнес стоявший парой шагов позади королевы бледный, чернобородый мужчина болезненного вида.

– Как? – весело воскликнула Елизавета. – Мой добрый Мавр знает тебя? Быть может, ты был пажом при дворе императора?[11]

«Добрым Мавром» был государственный секретарь сэр Френсис Уолсингем; с прозвищем ему повезло больше, чем сэру Кристоферу Хэттону, вице-камергеру королевы, которого она именовала своим «Бараном». Однако, кличка не вызывала особого восторга у сэра Френсиса, который сдержанно улыбнулся.

– Ваше величество, отец мистера Обри был моим другом, – спокойно ответил он, и Робин сразу же понял, кто это такой.

– Робин Обри, – снова повторила Елизавета. – Значит, ты чистокровный англичанин!

– И в лице вашего величества преклоняю колени перед всей Англией!

Робин не смог бы придумать фразы, более радующей слух королевы, даже если бы он целый год учил ее наизусть, а не выпалил в порыве волнения. Елизавета больше всего на свете гордилась тем, что она чистокровная англичанка, и, несомненно, именно поэтому у нее было так много общего с ее народом – с присущими ему спортивным духом и безыскусным юмором.