«Какая-нибудь бедная девочка с торчащей под боком гувернанткой!»– подумал он. В такой день сидеть дома! Робин искренне сочувствовал несчастной, чьи пальцы бегали по клавишам, причем отнюдь не безупречно. Нередко одна нота спотыкалась о другую, а иногда две ноты весьма фальшиво звучали одновременно. После этого происходила небольшая пауза, и все начиналось снова. Невеселое занятие для девочки в летний день! Робин испытывал к ней жгучую жалость. Быть может, бедняжка роняет слезы на клавиши, думая о том, как все едят вкусные вещи на поляне, а она должна сидеть, прикованная к стулу, словно Андромеда к скале,[44] с драконом в виде гувернантки, несомненно, шлепавшей ее по пальцам после каждой ошибки. Конечно, малышке следует научиться играть на клавесине, ради собственного утешения в будущей жизни. Но справедливо ли заставлять ее заниматься этим в такой день? Робин поправил рюш перед зеркалом. Это был превосходный рюш из дорогого батиста, расшитый серебром и накрахмаленный ровно настолько, чтобы держать в порядке складки и сохранять впечатление хрупкости. Повертевшись перед зеркалом, Робин остался доволен.
Внезапно гаммы зазвучали ровно и чисто. Девочка справилась с ними и заслужила прогулку на пикник.
Внезапно ему пришла в голову мысль. Повернувшись к зеркалу, Робин разгладил новый нарядный камзол из темно-бордового бархата, скроенный по последней моде, с буфами из белого сатина на узких рукавах. Висевший на золотой цепочке и украшенный драгоценными камнями круглый футлярчик с ароматическим шариком отлично к нему подходил. То же можно было сказать и о штанах, в соответствии с требованиями моды туго обтягивающих бедра и достаточно коротких, чтобы демонстрировать длинные прямые ноги в коричневых шелковых чулках. Плащ из венецианской ткани спадал с плеч, поддерживаясь серебряным шнуром на груди. Девчушка за клавесином должна попасть на пикник, решил Робин. Он махнул надушенным носовым платком юному щеголю, улыбающемуся ему в зеркале, решительно направился к двери, за которой слышались гаммы, толкнул ее, гордо шагнул в комнату, поклонился так низко, что туловище образовало прямой угол с ногами, приложил руку к сердцу и горячо воскликнул:
– Любезная Андромеда! Персей явился сюда, чтобы… – Внезапно он осекся, поняв, что свалял такого дурака, каким еще ни разу не был за все восемнадцать лет жизни.
Ибо в комнате не было ни дракона-гувернантки, ни маленькой Андромеды. За клавесином спиной к Робину сидела молодая леди, чьи точеные пальчики задержались на клавиатуре. На ней было атласное розовое платье с высоким, похожим на веер кружевным воротником, позволявшим юноше разглядеть только пышные золотистые волосы на маленькой головке. Когда она заговорила, голос ее звучал мелодичнее клавесина.
