Ага, припухла, старая перечница! Видимо, она сама допетрила, что натворила лишнего и лишнее сболтнула.
– Спасибо, – сказала я ей со всем сарказмом, перешагнула через ведро, лужу и швабру, отодвинув ее, бабку, в сторону, как комод средней тяжести, где она по дури хранила ценности в своих драных чулках.
Переполнившись до краев возмущением, словно кипящий чайник с подпрыгивающей крышкой, я нажала кнопку звонка Сониной квартиры. Она открыла мне дверь, вся в слезах, а из глубин квартиры раздавались горестные причитания. Кажется, я угодила на святая святых – плач горем убитых родственников по усопшему.
– Заходи, пока мы не уехали поминки заказывать, – сказала Соня с прерывистыми вздохами.
Я не поцеремонилась. Схватила Соню за плечи и твердо, четко и внятно стала говорить, вытаращивая глаза для усиления эффекта:
– Сейчас же ты собираешь все манатки и сваливаешь отсюда куда хочешь. Хочешь, живи пока у меня. Вместе с сыном. Или где хочешь. Но не здесь. Вам надо скрыться. Вместе с барахлом. Ты меня поняла? Это жизненно важно!
– Ой, а как же... Завтра здесь соберутся все друзья, родственники после похорон... А сын мой у бабушки. Я могу потом переехать к ней, но не сейчас, Таня... Сейчас другие дела. Дай мне мужа похоронить спокойно!
Я втолкнула ее в кухню, прикрыв дверь, и напустилась с новой силой:
– Мы тебя завтра будем хоронить! Тут весь город знает, что у вас дома лежит!
– Что-о?! Кто-о?!
– Конь в пальто, – не удержалась я. Когда люди добросовестно заблуждаются насчет грозящей опасности, разубеждать их можно долго. – Сейчас мы срочно собираем все ваши бабушкины игрушки... Только статуйки, конечно, медведя с комодом не попрем, и все это надо срочно где-то прятать. Где хочешь. Можешь у мамы. Могу предложить и свою квартиру – там надежней. Мой дом – моя крепость. Ответственность за сохранность несу я. А ты должна находиться все время в куче, в массе, и здесь тебя в любом случае быть не должно. Ты поняла меня, Соня?!
Покуда Соня понимала, соображала и вникала с моей помощью, мне пришлось израсходовать немало сил на пробивание бетонной стены ее упрямства. Она упиралась ногами и рогами, кричала, что сама желает встретить зло и узнать все, готова сама выступить в качестве приманки и все такое прочее. Лишь неопровержимый аргумент об опасности, грозящей ее сыну, – я, правда, не была в этом уверена, но приплела на всякий случай, – сломил ее сопротивление. Береженого-то, его сам бог, как известно, бережет!
