— Сегодня вы внесете первый из двадцати еженедельных платежей, после чего мы обсудим дальнейшее размещение сцен, запечатленных на этом порноскопе.
Ренальдо сдался Славянин действительно прекрасно разбирался в его личных финансовых делах.
— С-сколько? — спросил граф.
— Сто миллионов земных кредитов, — невозмутимо произнес Кобир, будто называл цену костюма.
— Сто миллионов? — через силу выдавил Ренальдо — Боже милостивый, но ведь за двадцать недель это составит два миллиарда. Вы хотите оставить меня голодным?
Кобир выразительно уставился в огромный живот Ренальдо — Вам только на пользу, — ответил он с саркастической улыбкой. — К счастью, мне известно, что такая сумма совсем не скажется на ваших еженедельных сделках. Начать все сначала?
Сжимая челюсти, Ренальдо покачал головой.
— Нет, не надо, — сдался он. — Я… заплачу.
— Хорошо, — бросил Кобир графу, до слуха которого донеслись оживленные одобрительные возгласы участников веселья. — Ваш первый взнос должен поступить немедленно.
Граф лишь поежился.
— Я не н-ношу с собой наличных, — выдавил он, снова сдавливаемый страхом.
— Пустяки, — заметил Кобир. — Пока все развлекаются перед сценой, самое подходящее время взять у кассира еще денег на игру. Как вы думаете?
— Н-но, сто миллионов кредитов… Кобир безразлично пожал плечами.
— Да, кстати, Садир, Первый граф Ренальдо, — добавил он, — если, прежде чем я благополучно скроюсь с деньгами, со мной что-нибудь случится, мои люди обязательно передадут информацию в нужные — и опасные для вас руки. Надо полагать, вы меня понимаете — Я понимаю, — буркнул Ренальдо.
У него начинала болеть голова — как он уже знал, от подскочившего давления Граф с трудом поднялся на ноги и побрел к кассиру.
Манхэттенский сектор
Нью-Вашингтон
Земля
После ужина Кэнби и Тенниел под руку отправились по сверкавшему, празднично украшенному манхэттенскому району развлечений на новую голодраму «Солдаты удачи», смеясь и болтая обо всем на свете. Не раз парочку сталкивали с тротуара окруженные телохранителями богатые гуляки, но, увлеченные беседой, ни Кэнби, ни Тенниел не обращали на это внимания. Вечер неожиданно стал для них — во всяком случае, для Кэнби — особенным. Впрочем, судя по тому, как сияло лицо Тенниел, — для нее тоже. К тому времени, когда они дошли до ее квартиры, у Кэнби появилось ощущение, будто он знает эту женщину целую вечность.
Прежде чем Кэнби успел подумать, они уже целовались. Неожиданно Тенниел оказалась в его объятиях, ее раскрытые губы мягко и жадно приникли к губам Кэнби, руки нежно обхватили его затылок. Само дыхание Синтии походило на благоухание, ее грудь крепко прижималась к груди Кэнби. Их губы ненадолго расстались, позволив каждому вдохнуть, а затем снова коснулись друг друга, прежде чем, часто дыша, Тенниел отстранилась.
