Никогда не забыть Корделии горького унижения, пережитого ею во время этого роскошного ужина. Еда, как и обещал Брюс, была великолепной, но она была не в том состоянии, чтобы оценить вкус изысканных блюд, и должна была постоянно удерживать себя от соблазна смягчить свои душевные страдания неумеренным обращением к бокалу.
Глаза морнингтоновских предков, казалось, с пониманием взирали на нее со стен. Иные из них выглядели истыми норманнами, напоминая Ранульфа, у других выделялись кельтские черты, и у них-то было что-то общее с Гилем. Да, во внешности Гиля проглядывало родовое начало. Оно перекликалось с теми или иными чертами то на портрет того предка, что некогда разгромил Оуэна Глендовера, а потом женился на его родственнице, то на портрете другого, доблестно сражавшегося при Азенкуре, или еще одного, который командовал кораблем во флотилии Нельсона при Трафальгаре или, наконец, того, что погиб на берегах Галлиполи. Галерея портретов, развешанных по стенам, как бы являла Корделии панораму английской истории.
И вот теперь под ними восседает последний отпрыск рода — Гиллан де Морнингтон, умный и уверенный в себе человек, заставивший ее тело сотрясаться от сладостной дрожи. Ведь и сегодня взглядывая на него, она испытывает сладкую судорогу в теле и испуг в душе.
Я ненавижу тебя, Гиль Монтеро, уже за одно то, как ты унизил меня нынешним вечером, думала она. Я мечтаю о том, как ты станешь лишь жалким придатком седой старины, которая тебя сейчас окружает. Ты можешь быть очень разным, но кем ты не станешь, так это истинным английским джентльменом… впрочем, испанским тоже.
Поймав ее взгляд, застывший на нем, Гиль поднял бокал и одарил ее сардонической улыбкой. И, вдруг заметив, что кроме нее на него никто в этот миг не глядит, он со значением, едва ли не торжественно подмигнул ей. Так, как будто все происходящее было забавным маскарадом, не более. Как будто он только что не обрек ее на публичный позор, представив то ли вруньей, то ли дурочкой Ты не поняла или не правильно истолковала то, что он сказал тебе в Ла Веге, продолжал настаивать Брюс, когда они возвращались домой. — Впрочем, я всегда так думал.
Корделия упрямо покачала головой.
— Нет. Ты никогда не заставишь меня согласиться с этим. Я уверена в том, что я слышала, и в своей памяти не сомневаюсь.
— Но если ты права, почему он теперь ведет себя иначе? — не унимался Брюс. — Он-то утверждает, что ему было нужно время, чтобы привыкнуть к своему новому положению.
