После обеда он переписал это письмо начисто синими чернилами, тщательно сложил и, засунув в карман подрясника, отправился к Сан-Жоанейре. Уже на улице он услышал пронзительный голос Натарио, о чем-то горячо спорившего.
– Кто наверху? – спросил он Русу, которая светила ему, кутаясь в шаль.
– Все сеньоры уже собрались. Сегодня у нас также падре Брито.
– Ола! Избранное общество.
Он быстро взбежал по лестнице и в дверях столовой, еще не сбросив плаща, высоко поднял шляпу:
– Доброго вечера всем присутствующим, начиная с дам!
Натарио мгновенно очутился возле него и воскликнул:
– Ну, что скажете?
– А что? – спросил Амаро. Он вдруг заметил, что в столовой гробовая тишина и что все взоры устремлены на него.
– В чем дело? Что-нибудь случилось?
– Так вы не читали, сеньор настоятель? – разом закричали дамы. – Вы не читали «Голос округа»?
Он ответил, что в руки не брал этого грязного листка.
Старухи в волнении зашумели:
– Ах! Наглый вызов!
– Скандал, сеньор падре Амаро!
Натарио, засунув руки в карманы, смотрел на соборного настоятеля с саркастической улыбочкой и цедил сквозь зубы:
– Не читали? Не читали? Интересно, что же вы делали?
Амаро, уже струхнув, отметил, что Амелия необычайно бледна, а глаза у нее красные и заплаканные. Но вот каноник сказал, тяжело поднимаясь с места:
– Друг Амаро, нам дали пощечину!..
– Как это?!
– Оплеуху!
В руках у каноника была газета. Все общество потребовало, чтобы он прочел статью вслух.
– Читайте, Диас, читайте, – поддержал Натарио. – Читайте, а мы послушаем!
Сан-Жоанейра прибавила огня в керосиновой лампе; каноник Диас расположился за столом, развернул газету, аккуратно надел очки и, расстелив на коленях платок, на случай если придется чихнуть, начал читать заметку своим сонным голосом.
Начало было неинтересное: в первых строках шли прочувствованные фразы, в которых Либерал укорял фарисеев за то, что они распяли Иисуса. «За что вы убили его? (восклицал он) Отвечайте!» И фарисеи отвечали: «Мы убили его за то, что он знаменовал свободу, избавление, зарю новой эры» – и т. п. Затем Либерал набрасывал в нескольких ярких штрихах картину ночи на Голгофе: «И вот, пронзенный копьем, он висит на кресте, его одежду разыгрывают по жребию солдаты. Разнузданная чернь…» – и т. д. Затем, снова взявшись за несчастных фарисеев, Либерал иронически предлагал: «Что ж, полюбуйтесь делом рук своих!» И лишь после этого, осуществив искусный переход, Либерал спускался из Иерусалима в Лейрию. «Может быть, читатели думают, что фарисеи давно умерли? Если так, то они заблуждаются! Фарисеи живы! Они ходят среди нас, в Лейрии их полно, и мы их представим на суд читателя одного за другим…»
