Надо сказать, это было странное ощущение. Нечто подобное мне уже довелось однажды испытать, когда на восемнадцатилетие матушка повезла меня в ювелирную лавку. Старый и сморщенный как сушеный гриб ювелир выставил на обозрение свои богатства: со всех сторон меня обступили тонкие и толстые кольца, перстни, серьги, браслеты, заколки, пояса, броши… Все сверкало, переливалось драгоценными камнями – и при этом оставалось холодным и бездушным в своем великолепии.
Эльфийки чем-то походили на товар старого ювелира. Они были изысканы, прекрасны, у каждой из их были пышные золотые локоны и яркие голубые глаза – но все это может быть и у дорогих кукол. Ничто не оживляло их нежные лица, и ничто, казалось, не могло потревожить их дремлющие души.
Они начали меня поворачивать из стороны в сторону и разглядывать, как будто я была путешественником, открывшим новые земли и встретившим там племена людей с двумя парами глаз.
– Да она просто толстушка, – обронила одна эльфийка.
– Да-да. И запястья вон какие широкие. Фи.
– А я слышала, что люди не живут больше ста лет, – добавила еще одна златовласая красотка, – а к ста годам становятся некрасивыми и сморщенными.
– Ну тогда его величество попросту ее выгонит, – высказала свое мнение другая эльфийка.
– А почему вы не на балу? – спросила я, проглотив обиду.
– Дорогая, – снисходительно ответила мне вечная красавица, – первая тысяча балов еще кажется интересной и забавной, но когда количество торжеств переваливает за пять тысяч, понимаешь, что делать там нечего. Впрочем, вряд ли тебе понять, ты, верно, попала на свой первый бал?
– А вот и не на первый, – бессовестно соврала я.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать.
– Еще более странно, что король решил жениться на девице младенческого возраста, – процедила одна из сотни, – самой младшей из нас не меньше трехсот.
– Но, дорогая, – кто-то вступился за меня, – тебе ли не знать, как быстро проживают свой век люди?
…После этого они потеряли ко мне всякий интерес и вернулись к прерванным занятиям. Я осталась предоставленной самой себе, немного побродила меж этих фарфоровых голубоглазых кукол – на меня обращали внимания не больше, чем на упавшую в мед комашку.
– Пойдем от этих злыдней, – пискнула Лей, – пойдем в сад, а?
Ничего не оставалось, как последовать ее совету. Я прихватила с собой гроздь винограда и тихо выскользнула на террасу. Здесь было хорошо: свежесть весенней ночи, шелест молодой листвы и сладкий аромат медуницы. Свет из окон падал на сад золотистыми полотнами, и я вдруг почувствовала себя спокойно и уютно, как будто… Как будто я снова была дома.
