В этом абсолютном, непроницаемом мраке раздался вдруг пронзительный, полный ужаса и отчаяния женский крик. Крик сменился задушенным хрипом… что-то тяжело рухнуло на каменный пол. И снова воцарилась тишина.
– Та шо ж там у вас робыться? – произнес от дверей раздраженный голос старого вуйко, и в руке у старика вспыхнул фонарик.
Конус света обежал замерших людей – и вот тут Инга поняла, что она сама сейчас как заорет!
Куда там Снегурочке с топором! В круглом пятне света стоял Дед Мороз: в алом кафтане, алом колпаке и с огромным мясницким окровавленным ножом в руке. Он тупо пялился на этот нож, словно пытался понять, как тот попал ему в руки. А у его ног, уставившись в потолок неподвижными глазами, лежала Амалия. И потеки крови жутко алели на ее белоснежном одеянии.
Глава VII. Бедная Амалия, или В замке под замком
– Дед Мороз – маньяк! – в ужасе выдохнула старушка Христина, из-за плеча старосты остановившимся взглядом уставившись на Деда Мороза с ножом.
– Was… Was ist… – прошептал Гюнтер, падая на колени перед лежащей Амалией. Он схватил сестру за плечи, приподнял. Она повисла в его руках, словно была большой тряпичной куклой. – Вы убили ее!
– Не говорите глупостей, герр Гюнтер! – безапелляционно отрезал Дед Мороз, наклоняясь к лежащей у его ног неподвижной Амалии.
– Не прикасайтесь к ней, вы убийца! – сидящий на полу Гюнтер вскинул окровавленные ладони, не позволяя приблизиться к сестре.
– Дима, ты что, с ума сошел? – беспомощно, как ребенок, сказала мама, и ее губы задрожали. – Зачем ты убил Амалию? И в Новый год… Другого времени не нашлось?
– Это ты сошла с ума! – пробормотал Дед Мороз, нервным жестом сдирая белую накладную бороду. Лицо отца тоже было белым. Как мел. – Я никого не убивал… – Он снова поглядел на распростертую на полу Амалию. – Это не я!
– Авжеж, – мрачным басом прогудела возвышающаяся позади старосты Ганна, – а ножик кровавый тебе сам в руки ускочил!
Отец снова непонимающе уставился на зажатый в руке нож.
– Мне… Мне кто-то его сунул… В темноте, – пробормотал он, и даже Инга поняла, что его слова звучат жалко и неубедительно. – Я думал, чтобы торт нарезать!
Все дружно перевели взгляд на стоящий посреди стола торт.
– А ты, значит, промахнулся. В темноте, – насмешливо прогудела Ганна.
Пальцы отца разжались, и нож выпал из его руки. Окровавленное лезвие звонко ударилось о каменный пол. Христина испуганно взвизгнула и метнулась за спину старосты:
– Вуйко, они нас всех поубивают!
