…В небе над Кенардом кружили вороны. Их вспугнули вопли плакальщиц, и теперь черные птицы неутомимо наматывали круги над погостом. Их хриплое карканье заглушало звон поминальных колокольцев в руках жрецов Неумолимой. Вроде бы кладбище – место, не терпящее суеты, но происходящее действо меньше всего напоминало чинные похороны достойного человека. Мама все время шепталась с сестрами, отец потихоньку прикладывался к фляге с самогоном, тетка шепотом ругалась с кузеном, жрецы путали слова молитвы, шумели дети. Кен хотел было призвать родню к порядку, но вдруг обнаружил, что он сам лежит в гробу. В стальных доспехах, только без шлема, зато с мечом на груди между сложенных ладоней. Страшно не было. Только как-то грустно. Да еще раздражала непотребная суета и душераздирающие крики птиц. Такое ощущение, словно родня вовсе не опечалена Кенардовой кончиной, наоборот, они давно ожидали этого знаменательного события и теперь только и мечтают, как бы приступить к поминальному обеду. Сестры стоят над гробом и деловито обсуждают, достаточно ли посолены свиные ножки. И никто не пытается придать своему лицу сколько-либо скорбное выражение.
Гроб разве только не бросили в яму, быстренько закидали сверху землей, и Кенард остался в полнейшей и кромешной тьме. Не успел он как следует обдумать свое положение, когда по крышке гроба снова застучали заступы.
– Думаешь, что это только сон? – сказала Гилгит, без всяких усилий приподнимая крышку гроба.
– Конечно, сон, и ты мне тоже снишься.
– Какой ты догадливый, Кении, – хищно улыбнулась покойница. – Все-то ты знаешь!
Изо рта у нее комочками сыпалась земля.
– Уходи, Гилгит! Дай мне спокойно полежать в могиле.
– Нет, милый, спокойно у тебя не получится. Ты хотел быть со мной при жизни. Не получилось. Зато после смерти у нас будет сколько угодно времени.
– Я уйду на новый круг перерождений.
– Ты уверен? Ведь ты же не знаешь, что станется с тобой в конце путешествия? Эльф отнимет у тебя посмертие, как отнял его у меня, – прошипела Гилгит, просовывая между губ тоненький раздвоенный язычок, который осторожно ощупал лицо Кенарда, как это водится у змей.
– Ты сама во всем виновата, – выдавил из себя свежепогребенный рыцарь.
– Во-о-о-от, как ты заговорил? Значит, ты меня не любил!
– Значит, не любил, – обиделся Кенард.
– Он всех убьет! Всех! И Парда, и Мэда, и Сийгина, и Торвардина! И тебя, дурака!
– Врешь, он за друзей – горой!
Гилгит в ярости швырнула гробовую крышку на могильный камень.
