— Вася! Васенька!
Старик оглянулся, радостная улыбка осветила его морщинистое лицо.
— Клавка! Все же пришла? Значит, жива и невредима! Сейчас должен подкатить Трофимов — вчера звонил, обещал приехать.
Бывший начштаба стрелкового батальона сейчас не походил на всегда подтянутого, сухопарого офицера. Гляди-ка, усы отрастил, бородку! Скорей всего не ради мужской красоты — маскирует отвисшую старческую кожу под подбородком.
— Кто еще будет из наших?
— Разведчик Тихонов. С месяц тому назад вырезали ему язву желудка, но держатся, старина, не поддается… Может быть, заглянет пулеметчик Солятин
— ты ему тогда на поле ногу перевязывала… Помнишь?… Про других не знаю, не связывался… Ага, вот и Тихонов!
Бывший сержант-разведчик более походит на важного профессора — полный, вальяжный, в позолоченных, а может быть и золотых, очках. Идет медленно, выглядывая олнополчан, постукивает фигурной палкой по асфальту.
Клавдия вспомнила, как недолюбливал его комбат, какими только обидными словами не шерстил. Уж не Тихонов ли пустил автоматную очередь в спину Видова? Впрочем, бездоказательные обвиения сродни комбатовским оскорблениям. Усилием воли бывшая фельдшерица заставила себя забыть о давней мечте отыскать убийцу Семенка, пусть на время, но забыть. Хотя бы на сегодняшний день — «со слезами на глазах».
Через полчаса рядом с бывшим начальником штаба стояли трое. Всезнающий Тихонов проинформировал: Трофимов не придет, давление подскочило. Ну, что ж, если судить по соседним группам, четверо однополчан — не так уж плохо. Неподалеку, держа наотлет табличку с надписью «Отдельный танковый полк», стоит в одиночестве старичок. Горестная полуулыбка, слезящиеся глаза, подрагивающие руки. Неужели в этом мире я остался единственным представителем многочисленной семьи танкистов, говорит его растеряный вид.
А из стрелкового батальона их целых четверо, снова с гордостью подумала Терещенко, поочередно обнимая и целуя бывших однополчан.
Наобнимавшись, они не торопились покидать сквер, хотя в одном из московских кафе уже заказан скромный столик. Вдруг еще кто-нибудь появится?
— Почему-то нет Коли Романова, обычно первым приходит…
— Лежит комроты-три в ветеранском госпитале. Я трижды звонил жене, говорит, еще не выписался, — посапывая заложенным носом, сообщил разведчик.
— Что-нибудь серьезное?
— А у нас несерьезных болячек не бывает, — рассмеялся Нечитайло. — Во первых, возраст, во вторых, аукается война.
Помолчали. Действительно, аукается! У одного «просыпается» залеченный осколок под сердцем, у второго — перебитые кости дают о себе знать. Сколько солдат похороненно после Победы, когда, казалось, жить да жить? Кто на очереди?
