Баба Феня с возможной для ее возраста скоростью помчалась в уголовный розыск. А куда прикажете обратится за помощью? К уполномоченному по правам человека? Так его самого в прошлом месяце избили до полусмерти — лежит в областной больничке под охраной.
В уголовке приняли от бабули заявление с приложенной фотокарточкой внучки, но ничего не пообещали. Будут искать. А ведь заниматься поисками можно и год и два. Да и что можно обещать в стране, в которой убивают и грабят каждую минуту, где ежедневно бесследно исчезают тысячи людей? Тут не только городских ментов — всех внутренних войск России не хватит.
Я согласился. Преступность, по моему мнению, напоминает огородное растение — хрен. Его корни и корешки пронизывают почву по всем направлениям, внедряясь в такую глубину, что впору руками развести и плюнуть. Все равно не достать. Останется тоненький корешек — разрастется, пустит метастазы.
Единственное средство — взорвать весь куст, а образовавшуюся воронку засыпать хлоркой. Но и при этом — никакой уверенности в полном спасении. Так это — хрен, в принципе безобидное растение, даже полезное. Оно никого не похищает и не убивает.
Подавать советы легче легкого, а вот воплощать их в жизнь — намного трудней. Общие слова о необходимости бороться с преступностью словами и остаются. Они походят на набат, призывающий тущить пожар. Сбегутся люди, возьмутся за багры и ведра — все нормально, с огнем справятся. А если некому сбегаться, если жители боятся обжечься, прячутся по норам да закоулкам — сколько угодно звони во все колокола. Огонь будет спокойно пожирать дом за домом, жертву за жертвой.
Баба Феня думала не о черной бездне преступности, в которую окунулась Россия, не о сыщиках-мучениках и не о журналистах-звонарях. Все это для нее сконцентрировалось в исчезнувшей внучке.
— Да, история… — пробормотал я, не зная, чем утешить соседку. — Может быть, найдут… Наверно, вы подозреваете сидящих позади мужиков?
— Боже мой, сама не знаю… Они разбирали девушек, будто те не живые люди — какие-то обезьяны. От таких всего можно ожидать. И все же, грещно возводить напраслину.
— Конечно, конечно… О своих подозрениях вы сказали сыщикам?
— Меня никто не спрашивал. Просто приняли заявление и фото…
Вдруг баба Феня неловко сползла со стула и рухнула на колени. Обхватила мои ноги, подняла лицо, залитое слезами.
— Вся надежда на тебя, Игнатьич… Помоги, ради Христа, спаси внученьку. Богом прошу, милый!
От неожиданности я растерялся. До такой степени, что едва не уронил на пол блюдце, кипяток обжег руку.
