— А что ж, она мне-то не написала?
— Не знаю, бабусь…
— А он чем деньги-то зарабатывает?
— Журналист он. В газете работает…
— Ишь ты, путевый значит?
— Путевый, путевый…
— И с вами живет?
— С нами, с нами…
Ева ненавидела вранье, хотя в данном случае это была ложь во спасение.
— Ну, а у тебя никто еще не завелся? Ты вон красивая девка…
— Нет, бабусь…
— Ой, врешь, девка, по глазам вижу, врешь! Говори, что за парень…
— Да, бабусь, пока еще говорить не о чем… Только недавно познакомились…
— Сколько годков-то ему?
— Двадцать три.
— А звать как?
— Платоном.
— Платоном? Надо ж, редкое по нашим-то временам имя. И что у вас?
— Ничего, бабусь… Один раз в театр сходили… Один раз в гостях были. На дне рождения его друга.
— А что за семья-то?
— Бабусь… ну хватит, говорю ж, пока ничего у нас нет… просто нравлюсь я ему.
— Смотри, девка, там в Москве-то у вас с этим делом легко, переспали и разбежались, не годится так.
— Бабусь, никто еще ни с кем не переспал.
— Смотри у меня, узнаю, пришибу. Хватит с меня одной шалавы… А чего мать тебя не кормит, что ли?
— Почему, кормит. Просто я занимаюсь много, знаешь как в медицинском трудно учиться.
— Ничего, зато доктором будешь. Дело хорошее… Уважаемое…
— Ох, бабусь, я так наелась, в сон клонит.
— Ну иди, ложись…
— Да нет, я сперва со стола приберу…
— А прибери, и правда, ты молодая, а я что-то умаялась. Вот выучишься на доктора, станешь бабку лечить…
Утром Ева проснулась, на дворе было совсем еще темно, но кто-то уже тюкал топором — дрова колол. Неужто бабушка с утра пораньше?
Ева вскочила. Нет, бабушка возится у печки. Ева глянула в окно. В утренних сумерках она увидала какого-то мужика, который действительно колол дрова.
— Доброе утро, девка. Заспалась!
— Доброе утро, бабусь. Кто это там дрова колет?
— Да сосед новый. Из ссыльных. Но золотой мужик. Помогает мне. Ты, кстати, оденься, не ходи так, он к нам завтракать придет. Очень он мои оладушки уважает.
— Бабусь, ты сказала, из ссыльных?
— Ага. Он в лагере сидел, потом ему лагерь на ссылку сменили…
— Политический?
— Да. Хороший мужик, только озлобленный очень.
Стук топора смолк, а вскоре в сенях раздался топот. Потом в дверь постучали.
— Варвара Семеновна, можно?
— Заходи, заходи, Георгий Иванович. Вот, познакомься, внучка моя из Москвы пожаловала. На доктора там учится.
— Здравствуйте, — проговорила Ева, с любопытством глядя на незнакомца. — Меня зовут Ева.
— Ева? А и впрямь — Ева! — он смерил ее каким-то странным недобрым взглядом. Но ее почему-то бросило в жар. Он был крупный, немного мешковатый, небритый…
