— Девушка, вы чего пихаетесь?
— Вот оглашенная!
— Куда прешься, лярва?
— Дура ненормальная! — неслось ей вслед. Но вот она выбежала в вестибюль, озираясь по сторонам. Его не было. Ушел! Она выскочила на улицу и сразу увидела его. Он стоял на ветру, пытаясь раскурить сигарету. От радости, что он, по-видимому, ждет ее, она вдруг обессилела. Он еще не видел ее, борясь с непослушными спичками. Руки у него дрожали. На нем была потертая до белизны коричневая кожаная куртка, вылинявший голубой свитер. Он был хорошо выбрит, седые волосы пострижены коротким ежиком.
— Георгий Иванович! — собралась с духом Ева. — Георгий Иванович!
— Ева?
— Вы в Москве? Бабушка писала, что вы уехали в Ленинград…
— Ева, но ты ведь куда-то ехала…
— Ну и пусть… Неважно…
— Ты бледненькая…
— Ну и что? Я плохо выгляжу? Я вам не нравлюсь?
— Ну что ты… Ты красавица…
— Вы кого-то ждете здесь? — вдруг осенило ее.
— Да. Жду. Товарища одного. Ева, вот что… Дай мне свой телефон и скажи, когда будешь дома.
— Ладно, я уйду… Не буду вам мешать… Но я знаю, вы не позвоните. Прощайте, Георгий Иванович.
— Ева! Постой… Не уходи. Я с товарищем только на минутку встречусь, а потом… Потом поговорим, хорошо?
Он вдруг увидел, как она расцвела от его слов. Взял ее за руку. Обоих как будто ударило током.
— Ева, Ева… — бормотал он, заворожено глядя ей в глаза.
Значит, он не с женщиной тут встречу назначил! Он не хочет, чтобы я уходила…
И в самом деле, через несколько минут к нему подошел какой-то мужик.
— Иваныч, здорово!
— Здорово.
Они обнялись.
— Прости, Иваныч, со временем зарез, после поговорим. Вот, держи, — мужик передал Георгию Ивановичу какой-то конверт.
— Спасибо. Завтра увидимся.
— Иваныч, это что, дочка твоя?
— Нет, — хрипло засмеялся тот. — Это моя… невеста.
Тот схватился за голову.
— Прости, Иваныч! Ну ты даешь! А невеста — чудо!
Ева обомлела. Или ей все это причудилось? Не мог же он и в самом деле назвать ее невестой…
— А свадьба-то когда?
— Еще не решили.
— Ну, ладно. Поздравляю. Пока!
— Ева! Ева!! Что с тобой?
— Зачем вы так… шутите?
— Прости, сам не знаю, как с языка сорвалось.
Значит, он так шутит? Ну и ладно, ну и черт с ним! Зачем он мне, у меня вон Платон есть, молодой, красивый, из хорошей семьи. А этот… Дурак, кто ж так шутит? Ева едва сдерживала слезы. Но он держал ее за руку и не было сил вырваться.
Он молчал, глядя на нее как-то исподлобья, словно она представляла собой опасность, словно он не знал, чего от нее ожидать в следующую минуту.
