— Она согласилась?
— Она усомнилась.
— Но подала надежду?
— Нет.
— Тогда на что ты рассчитываешь?
— На то, что она молодая красивая женщина. И рано или поздно ей понадобится мужик.
— А ты тут и подвернешься? Да?
— Именно.
— А ты так уверен, что мужик ей понадобится как раз во время вашего тут пребывания?
— Нет. Ни минуты.
— Тогда что? Она же живет в другой стране?
— Ничего, я добьюсь своего. Чего бы мне это ни стоило, и где бы она ни жила, хоть в Аргентине.
Тут вернулась Вавочка с фруктами.
— Жрите, захребетники.
После завтрака, она сказала:
— Родь, Олег после завтрака ходит пешком, ты ему не составишь компанию? А то я вчера ногу стерла…
— Да с превеликим удовольствием.
— Вот и отлично. А потом я жду вас на пляже. И займу для тебя лежак рядом с нами.
— Спасибо, благодетельница, — Родион поцеловал Вавочку.
— Старик, мы не договорили… — начал Олег.
— О чем?
— О Лали. Ты что, всерьез втюрился?
— Похоже на то.
— А может, ты просто привык к легким победам, а она тебя отшила?
— Нет. Я был готов, что она меня пошлет… Но в ней есть что-то такое… необычное. Я хорошо знаю баб, чувствую их, что ли, а тут ничего не понимаю… Знаешь, она мне без всякого кокетства, игры, вдруг заявила, что безумно любила покойного мужа и была с ним абсолютно счастлива… И в голосе и в глазах была настоящая боль…
— И что?
— Я вдруг подумал… Не сочти меня сентиментальным идиотом… Мне вдруг захотелось, чтобы когда я помру, обо мне кто-то так сказал…
— Ну, старик, ты и загнул… Чтобы так о тебе сказали, надо прожить с женщиной много лет. А ты вообще закоренелый холостяк. К тому же сердцеед, уверен, многие были бы счастливы доказать тебе свою любовь…
— Тебе меня не понять, Олежек… Мне много раз, очень много раз, бабы клялись в любви… Но чтобы вот так… Никогда…
— Знаешь, бабам свойственно идеализировать покойников, особенно русским бабам. Помнишь Вальку Першину?
— Ну?
— Она двадцать лет прожила с мужем. Он был полное говно. Кидал ее, лажал без конца, ставил иной раз в жуткое положение, а как умер… Просто свет в окне. Чуть у нее что случится, она сразу: вот был бы жив Сева, он бы меня в обиду не дал…
— Ты, Олежек, не понял… Тут все на чистом сливочном масле. И если я сумею ее завоевать, я женюсь на ней. Чего бы мне это ни стоило.
Он говорил так серьезно и проникновенно, что Олегу даже стало не по себе. Очень уж это было не в характере его старого друга.
1987 год
Родители Платона вернулись в Москву. В первый же вечер после вкусного ужина он увел отца в кабинет.
