Илья не обожал Брэма.
Он считал, что подробное знание Брэма позволит ему когда-нибудь моментально определить любое попавшееся на глаза живое существо. Вряд ли он, конечно, надеялся встретить на наших тропах гиппопотама или кота-манула, но бесполезными свои знания он не считал, хотя, кроме мошкары да упомянутых куличков, все живое старательно обходило наш край. Белки и лисы пришли сюда позже, когда над Томью уже цвели яблоневые сады, а последнюю парочку болотных куличков выставил на свадебный стол Эдик Пугаев.
Мы отдавали должное ружью Эдика. Шестнадцатый калибр! — в ствол входили сразу три наших тощих, сложенных щепотью перста. Один выстрел — и Эдик мог пообедать! Стрелять же Эдик умел. Мы в этом убеждались не раз.
Скажем, появилась у Ильи новая кепка.
Эта новая кепка, редкость по тем временам, как-то сразу и нехорошо заинтересовала щербатого Эдика. Презрительно кривя тонкие губы, он незамедлительно посоветовал Илье вывозить кепку в грязи. Новая вещь, пояснил он, здорово сковывает человека. Если, скажем, я вдруг окажусь в трясине, новая кепка Ильи может сыграть ужасную роль. Ведь прежде, чем броситься мне на помощь, Илья начнет срывать с головы новую кепку, а значит, потеряет драгоценные секунды. Ну а от тех секунд, уже без зависти пояснил Эдик, зависит вся моя жизнь.
— Слышь, Илюха, — предложил Эдик, подбрасывая на ладони красивую латунную гильзу. — Давай на спор. Ты бросаешь кепку в воздух, я стреляю. Если попаду, ничего с кепкой не сделается — дробь мелкая. Если промажу, вся сегодняшняя добыча ваша.
Мы переглянулись.
Предложение выглядело заманчиво. Если как следует зафинтилить кепку в небо, Эдик может и промахнуться, а тогда…
Мы согласились.
По знаку Эдика Илья запустил кепку под облака.
Но Эдик не торопился.
Он выжидал.
Он выстрелил, когда кепка, планируя, шла к земле. Он выстрелил легко, навскидку, и сразу повернул к нам ухмыляющееся плоское лицо.
Свое дело он знал.
К ногам Ильи упала не кепка, а ее суровый козырек, украшенный по ободку невероятными лохмотьями.
— Кучно бьет, — сказал я, стараясь не смотреть на Илью.
— Не дрейфь, — сплюнул Эдик. — Дырку можно замазать чернилами.
Его предложение не было принято.
Чтобы скрыть дыру (если это можно было назвать дырой), пришлось бы замазывать чернилами всю голову будущего писателя. Спрятав в карман то, что осталось от замечательного головного убора, Илья молча зашагал к болоту. Он здорово держался. Он изо всех сил показывал, что спор был честный, что обиды на Эдика у него нет. Но я думаю, что именно в тот день Илья раз и навсегда встал на защиту всего живого, не умеющего дать отпор чему-то сильному, агрессивному. Он, например, отказался от охоты на куличков.
