— Кто за то, чтобы объявить Ознобишину бойкот?
На этот раз руки поднимают все…
А Славушка тем временем бежит берегом Озерны в Нардом, к Виктору Владимировичу Андриевскому, умеющему извлекать из старинных шкафов соблазнительные и увлекательные книги.
Андриевский колдует за круглым столом, за столом из красного дерева, льет-поливает стол столярным клеем, на столе овечья шерсть, пенька, нитки, тряпки: мастерит усы, бакенбарды, бороды, как взаправдашний театральный парикмахер.
— Привет! — Он всегда так здоровается и сразу замечает — мальчик что-то кислый сегодня. — Что-нибудь случилось?
Славушка смотрит на свое отражение в стекле книжного шкафа.
— Что же все-таки случилось?
— Я назвал их баранами!
— Кого?
Славушка рассказывает об уроке, о Никитине, о стихах…
— Ну и что что декадент?! — восклицает Андриевский. — Зато здорово!
Оказывается, он знает эти стихи:
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди — Исус Христос.
Андриевский читает с аффектацией, чуть грассируя.
— Мужичье, — заключает он. — В том числе и Никитин. Из хама не сделаешь пана… — И вдруг начинает смеяться. — «Бараны…» Превосходно! Не бойтесь, в обиду не дадим.
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим…
Он подстригал усы, похохатывал, напевал какие-то «трам-бам-були», а Славушка утешался возле книжек, пока адвокат, парикмахер и режиссер не собрался домой.
Нехотя пошел мальчик утром в школу, предчувствие не обмануло, его не замечали. Никитин не спрашивал, одноклассники сторонились. Кто-то что-то сказал и осекся. Славушка упрямо сидел на уроках, один Введенский разговаривал с ним, этот всегда поступал всем наперекор и особенно Никитину.
Все же из школы Славушка убежал раньше всех — наплевать на то, что его чуждаются! — но дома тоже чувствовал себя ужасно одиноко. Завтра будет то же. Вероятно, следует извиниться, но перед кем? Перед Никитиным, перед классом? Но они же бараны, бараны, и Никитин не прав, ему бы деда Мазая с зайцами…
Под вечер отворилась дверь из сеней, Нюрка заорала через порог:
— Слав-Лаич!… — Звала мальчика по имени-отчеству, сглатывая слоги. — За вами приехали!
У крыльца тарантас, в тарантасе Андриевский.
— Едемте, вызывает Степан Кузьмич…
Славушка не сразу сообразил.
— Быстров, Быстров!
Андриевский сам приехал за мальчиком, не успел тот взобраться, как Андриевский дернул вожжи, и караковая кобылка понесла пружинящей рысью.
«Что ему от меня надо? — испуганно думал Славушка. — Может быть, Иван Фомич нажаловался, Никитин в волости авторитет?»
