Президент, очень не хотевший военных действий, заикнулся было о переговорах. Тут уже на главу государства разом набросились все телефонные голоса: его-де возьмут заложником, а шантаж с помощью «Аякса» не прекратится, и страна станет вотчиной «воплощения Шивы», начинавшего карьеру вышибалой в курильне опиума.
На двадцать четвертой минуте совещание закрылось. Командующий авиацией выслушал краткое распоряжение своего верховного начальника.
…Надо полагать, Пра Бхат предвидел возможность такого ответа. Когда над ближайшим к базе военным аэродромом встала дымная пятерня со стремительно удлиняющимися пальцами, «спейс фортресс» уже была готова к старту.
Громовые молоты ударили по приморской степи севернее базы, затем по бетонным дворам. Белыми фонтанчиками зарябил окрашенный восходом залив. Пять ракетоносцев, обескураженно ревя, как по невидимой горке скатились к горизонту и стали там разворачиваться для нового захода.
Говорят, один из программистов умер, искромсанный ножами, но так и не согласился выстроить траекторию, называвшуюся «овермун», от базы до столицы. Другой все-таки произвел стартовые расчеты. Навеки останется неизвестным: то ли мысли офицера спутались от боли, то ли нарочно передал он машинам такую программу…
Будем считать, что нарочно. Давайте думать о человеке хорошо.
Смена у Алексея Гурьева получалась на диво спокойная. Ни звонков из Главной диспетчерской, ни срочных грузов, ни вздорных дальнорейсовиков, свихнувшихся от многодневного одиночества в кабине и требующих «немедленной, вы слышите, — немедленной» техпомощи и отправки на Землю.
Алексей даже позволил себе минут сорок поболтать с Вероникой по служебному коду — а более напряженное время такая забава стоила бы выговора. Как всегда, говоря со станции, он искренне тешился тем, что на каждую его фразу Ника отвечает не тотчас, а запаздывая на пару секунд. Радиосигналу нужно ощутимое время, чтобы пройти сотни тысяч километров. Вопреки пылкому, порывистому характеру подруги казалось, что она обдумывает свои слова.
Когда наконец было переговорено обо всем на свете, когда Ника до мельчайших подробностей описала погоду в Томске, поведение кота Митрича и туалет, в котором она отправится на встречу выпускников родного экологического учцентра, Алексей почмокал в микрофон, высказал ревность к Никиным коллегам-экологам и, дождавшись ответного чмоканья, отключился.
Сделав несколько приседаний, он вышел через шлюз на обзорную палубу. Картина привычно завораживала простором, сиянием и неподвижностью. Серебряный купол ныне пустующего профилактория под ногами, далеко вынесенный в пропасть елочный шарик топливного резервуара, затененный изгиб кольца ремонтных причалов. А кругом россыпи бездны, алмазная крупа, напоминающая о средневековых космогониях: тысячекратно продырявленный бархатный шар, впускающий снаружи лучи рая. Совсем рядом — выеденный ломоть Луны, ржавым цветом похожий на ветхие фотографии. Он, Алексей, один на спутнике, начиненном автоматами; и он в центре шара, в центре вселенной.
