Земляк лег заснуть, а я умылся, оделся и пошел на Визу. На ней толпилась куча гуляющих; у самого берега Тепеля вкруг столов сидело множество дам; около каждой из них жужжал целый рой кавалеров; одни любезничали, другие смеялись, а я вспомнил прошлое, и мне стало грустно! С чем может сравниться то чувство, которое ощущаем мы при встрече нашей с знакомыми местами? Как красноречиво пересказывают нам наше прошлое безмолвные стены домов, где живали некогда друзья или женщины, нами любимые, где протекло несколько лет беспечной юности, – то же чувство ощущал я, идя вдоль Визы: давно ли, кажется, такая-то дверь отворялась передо мной ежедневно, в такой-то лавке покупался всякий вздор, а на такой-то скамейке, просиживая по целым вечерам, мечтали мы о несбыточном! сколько вздохов слышала эта самая Виза... и все прошло, и прошло невозвратно!
Прохаживаясь в подвижной массе незнакомых лиц, я набрел наконец на жидовскую фигурку Боргиуса, преплохого врача, посещавшего меня некогда по нескольку раз в сутки.
– Herr Graf![9] – воскликнул он, завидев меня.
Г. Боргиус называл всех пациентов своих графами.
– Откуда? давно ли? надолго ли? – кричал он, сжимая крепко мои руки.
– Из Дрездена, сегодня и на несколько суток, – отвечал я врачу.
– Но как вы пополнели, поздоровели!
– Право?
– Узнать нельзя!
И Боргиус засыпал меня новыми вопросами, на которые я не успевал отвечать.
– Что же у вас поделывается? – спросил я в свою очередь.
– Все благополучно и идет своим порядком, – отвечал врач.
– Каково здоровье того бедного австрийского графа, которого я, помнится, оставил едва живым?
– Граф умер в то же лето.
– Жаль! Ну, а барыня с известковым лицом?
– И барыня умерла.
– Также умерла? и барыню жаль. Скажите же мне по крайней мере, доктор, здравствует ли тот забавный старичок, что заставлял мальчишек бегать на приз?
– Но он лечился не у меня.
– Все равно! Мне любопытно знать, где он и что с ним?
– Здоров совершенно и по-прежнему проказит. Нынешний год, – продолжал он, – у нас множество приезжих, и дня не проходит без бала или праздника.
– А русских много?
– Нельзя сказать. Впрочем, если хотите, я назову вам некоторых.
– Сделайте одолжение! Сердце мое забилось сильнее.
– Во-первых, – продолжал Боргиус, – старуха-графиня N с двумя дочерьми и сыном; у графини пухнут ноги; дочери хорошенькие. Потом, тот седой барин, который, помните, любил, чтобы его называли генералом.
– Как не помнить!
– Еще два брата... фамилия мудреная... богатые люди, у одного завал в печени: он пьет воды; другой пьет водку.
