Жирар показал мне кол.
– Зачем это?
– Это только обозначает последний шаг льва, – сказал, улыбаясь Жирар.
– Не понимаю.
– Я хотел выразиться поэтически, а в прозе это значит, что, когда лев поравняется с колышком, вы, полковник, приподнимите ружье, он сделает еще шаг, то есть будет находиться от вас в пяти шагах, вы выстрелите – и курок со львом, надеюсь, падут в одно время.
– А если я промахнусь? – воскликнул я невольно.
– Быть не может!
– Однако ж допустим.
– О, тогда, тогда!..
Жирар замялся и увернулся от объяснений последствия.
Мы молча глядели друг на друга; наконец Жирар все-таки улыбаясь, но принужденно, предложил мне сделать ему честь только присутствовать при охоте.
– Я, по совести, – сказал он, – не предвижу никакого рода неудач и не имею причины предвидеть их, потому что я, плохой стрелок, из девяти подобных охот вынес столько же львиных шкур; но кто же поручится, что гость после промаха сделает нам честь пожаловать вторично? А, право, жаль было бы, полковник, отпустить его в вожделенном здравии.
Я посмотрел на Жирара; он смешался.
– Вы говорите не то, что думаете, – сказал я ему с упреком, – вас страшит не потеря добычи, а опасность, которой я неизбежно подвергнусь, не правда ли?
Жирар молчал.
– О, слабость человеческая! – воскликнул я с жаром.
Молчание Жирара заставило меня забыть все до самого благоразумия, и, взяв его за руку, я принудил себя расхохотаться и сказать ему, что я не только не уступаю куста, но даже прошу его не брать с собою ружья, чтоб не подумали другие, будто лев пал не от моей руки.
Успокоенный моими уверениями, Жирар принял веселый вид и предложил мне возвратиться в шалаш, повторяя, что льва до послезавтра ожидать было бы напрасно.
Сон мой был тревожен: вторую ночь мы провели в кусте; а перед утром возвратились в колонию; наконец настала и третья ночь».
– Неужели вы убьете мышь, граф? – спросила, смеясь, Гризи, когда Шелахвич прервал рассказ.
– Хотя бы и мышь, сударыня, – отвечал со вздохом полковник, – но вообразите себе...
– Нет, нет, не говорите вперед! – закричали мы все, – мы требуем продолжения и не дарим вам ни одной секунды третьего дня, ни малейшего ощущения.
Полковник вторично вздохнул и продолжал:
«В третий вечер Жирар проснулся, как и в предыдущие, ровно в семь часов; снова осмотрел ружье, отсчитал четыре патрона и напомнил мне, что час настал.
Вооружась всем своим мужеством, я последовал за товарищем, который на этот раз повел меня по другому направлению.
