Я молча пил чай.
– Все-таки его назначили не евреем, а еретиком, – сказала мать. – Я же говорила, а ты спорил.
– Кого? – спросил я.
– Нашего замечательного врача. Его вчера казнили. Не как еврея, а как еретика.
– Во-первых, я не спорил, – сказал я. – А во-вторых, какая разница?
– Разница? – мать задумалась. – Ну, не знаю. Конечно, и то, и другое на «е», но «еретик» длиннее, чем «еврей».
– Какая разница, как его казнили. Казнили, все-таки, в живых не оставили, – сказал я.
Мать удивленно посмотрела на меня:
– В живых? Зачем же его оставлять в живых? У нас уже новый врач назначен. Правда, он еще ничего не умеет. Но это неважно.
– Действительно, – сказал я и отставил в сторону чашку. – Какая разница? Еврей или еретик? Жизнь или сон?
– А при чем тут сон? – спросила мать.
– Ты видишь сны? – я не знаю, как у меня вырвался этот вопрос. Видимо, после разговора с бродягой я все время об этом думал.
– Сны? – чашка замерла в руке. Вопрос явно озадачил мать. – Разумеется. Мне снятся сны, так же как всем.
– Что тебе снилось сегодня?
Она задумалась.
– Я не помню.
– А вчера?
– Говорю же тебе, я не помню! – она поставила чашку. – В конце концов, это мое личное дело. Если тебе не о чем говорить и если ты уже позавтракал, не лучше ли будет прогуляться? у меня много дел, ты меня задерживаешь.
– Хорошо, – сказал я. – Не буду тебя задерживать. Пойду погуляю.
Наверное, я вновь бесцельно прошатался бы по улицам до самого вечера, если бы в городе не началось нечто непонятное.
Когда я вышел на проспект, собираясь прогуляться на площадь, навстречу мне попалась странная процессия.
Мне даже подумалось сначала, что осенний карнавал в этом году начался за неделю до праздника урожая, а не после хлебного набега, как обычно. Но когда процессия приблизилась, я понял, что ошибся.
Нестройную толпу – несколько сотен человек – возглавлял некто в черном плаще с нашитым на груди белым крестом. Я узнал в нем одного из двух архиэкстрасенсов, споривших вчера по поводу крестового похода на Центральный Рынок. За ним несли огромный, сколоченный из двух плохо обтесаных бревен крест. Люди, составлявшие медленно двигавшуюся толпу, были в разношерстной одежде, но у каждого на груди был нашит такой же крест, как у предводителя. Они шли в молчании, лишь иногда останавливаясь и хором выкрикивая короткое слово. Я не сразу понял, что они кричат. Лишь когда толпа почти поравнялась со мной, я расслышал:
– Воскрес!
– Кто воскрес? – машинально спросил я. Голос за моей спиной ответил:
