- Блю, я ничего против тебя не имею, - вкрадчиво сказал Якима.
- Ты меня ненавидишь, - возразил тот. - Но дело в том, что мы оказались в это деле вместе, и ты все испортил. Мы загребли сотню тысяч и должны были разделить их на троих. Единственное, что нам следовало делать тихо сидеть в этой дыре, пока не стихнет шум, а потом двинуться на побережье. - Он замолчал, облизал губы. И тут же бросил, как удар хлыста. Но на тебя напала мания убивать. Сначала Берни, а потом...
- К черту эти разговоры, - прошипел Якима. - Я должен был убрать Берни. Теперь делить придется только на двоих...
- Берни была нам нужна, - Блю Гуднайт явно пытался сдержаться. - Она караулила в табачном киоске и вовремя подала нам сигнал. Без Берни мы бы этого не сделали, риск был слишком велик.
- Думаю, рано или поздно она могла заговорить, с женщинами всегда так, - возразил Якима.
- Берни мне нравилась, - негромко, словно самому себе сказал Блю Гуднайт. - Берни была моей девушкой.
Якима стоял, как каменное изваяние, и тут я увидел неожиданную гримасу на лице Блю Гуднайта. Я с трудом заметил его движение, просто что-то мелькнуло и нечто длинное, темное и сверкающее появилось в его руке. Однако вспышки из ствола не последовало.
Раздался короткий щелчок, и маленькое облачко сизого дыма поднялось над плечами Якимы. Блю Гуднайт покачнулся, изо рта у него хлынул сверкающий поток крови. Его длинный пистолет глухо ударился о толстый ковер. Потом его ноги начали очень медленно подгибаться. Сначала он опустился на колени, уже безжизненные глаза бессмысленно смотрели в пустоту. Какое-то мгновение он нелепо замер на коленях. Затем все его тело дернулось, и он плашмя рухнул на пол, лицом на пистолет.
Я шагнул в комнату и ткнул дулом пистолета в спину Якимы. Он коротко вскрикнул, издав какой-то нечеловеческий звук. Тут я услышал свой собственный голос:
- Бросай оружие, подонок. Ты застрелил своего последнего сообщника. В Большом Доме тебя уже ждет желтый стул, и я надеюсь, что ты будешь поджариваться очень медленно.
Он бросил пистолет; я видел, как пот потек у него по шее за воротник рубашки.
- Теперь можешь обернуться.
Он обернулся, расставив руки, зрачки его глаз сверкали как угольно-черные булавочные головки на белом фоне. Тонкая струйка коричневатой пены показалась в уголке рта. Теперь он уже не походил на каменное изваяние; все его тело содрогалось, он полностью утратил самоконтроль.
- Где Томми Дженсон? - спросил я.
