Я испытал странное чувство. Тут были уже не северные канадские леса, и я больше не приглядывал за Норбертом Пэттеном. Все происходящее изрядно смахивало на состязание. Казалось, если запеть ещё громче, можно переполошить всех обитателей усадьбы Вудворда. А потом начало происходить нечто забавное. Спустя какое-то время музыка и пение подействовали на меня. Годы учения в грэнтэмском университете не прошли даром. Я почувствовал, как откуда-то из бездн души поднимаются на поверхность слова следующего куплета, как они рвутся наружу, и тоже запел срывающимся, но громким баритоном: "И дуют бризы пряные над островом Цейлон. Прекрасен мир, чудесен мир, лишь человек смешон".
Миссис Маккорд оторвала взгляд от своих заперстневелых пальцев и ободряюще кивнула мне, предлагая голосить и дальше. Стоявшая рядом Сисси Пирси одарила меня заговорщицкой улыбочкой. Я понимал, что мое пение сплошная лажа, но не знал, как остановиться, и слова сами срывались с уст. Это было странно и немного страшно, как будто слова втайне от меня самого копились в моем подсознании, но теперь вдруг вырвались наружу.
"Презрев дары Господни, язычник, слеп и глух, камням в кумирнях молится, им сообщая дух".
Да уж, по крайней мере, сегодня вечером никто не заподозрит меня в языческой ереси. Сегодня я не сойду даже за приверженца Яхве. С чего бы вдруг милому еврейскому мальчику распевать гимны? Может, не хочет выглядеть белой вороной? Не потому ли папаша отправил меня учиться читать на иврите? В школе надо идти на уступки. Там либо стоишь в коридоре, разглядывая вензеля королевы Виктории, либо распеваешь вместе со всеми. Коридоры я всегда ненавидел, а пение любил, поэтому вовсе не чувствовал себя как человек, предающий родные корни.
Добравшись до конца первого гимна, Мэгги тотчас грянула ещё один. Я обнаружил, что и теперь вполне могу подпевать остальным. Впрочем, какое там подпевать? На этот раз я был запевалой.
"Будь же благословен, о странник вдали от гавани родной. Пусть солнце озарит твое жилище,
пускай судьба вернет тебя домой".
Этот гимн я освоил в пятом классе благодаря мисс Макдугал. Рэй Торнтон наверняка её помнит. Она заставляла нас распевать каждое утро по сорок минут кряду, причем всех без разбору, и евреев, и язычников. Мы делали это с удовольствием, поскольку знали, что за пением гимнов неизбежно последует устный счет. Хорошо, что я вспомнил о Рэе Торнтоне. Кабы не он, меня здесь и вовсе не было бы.
