— Надеюсь, что наши дорожные чемоданы прибудут сюда в скором времени, иначе в хорошеньком же положении мы окажемся… — заметила Розлинн задумчиво.
Они обе сбежали из дому с одной сменой белья, обведя таким образом кузена Джорди вокруг пальца, — иначе кто-нибудь мог заметить их тщательные приготовления и тут же предупредить его.
— Девочка моя, это последнее, о чем ты должна беспокоиться. Нам, конечно, повезло, что в Кэмерон-холл пригласили лондонскую портниху, и она сшила тебе красивые платья, они будут здесь очень кстати. Дункан, благослови его Бог, продумал все, даже послал наши дорожные чемоданы раздельно, чтобы Джорди ничего не смог заподозрить, если будет следить за нами.
Нетти думала о том, как же это смешно — ускользнуть из дома ночью, тайком, надев старые мужские брюки, в которых даже при свете дня две беглянки могли сойти за мужчин.
Выбравшись из дома, они верхом добрались до ближайшего городка, где их уже ожидали кучер и экипаж, нанятый заранее. Потом ждали несколько часов, чтобы быть уверенными, что за ними нет погони. Все эти хлопоты и секретные приготовления — дабы обмануть Джорди Кэмерона. Джорди был внучатым племянником Дункана Кэмерона и единственным живым мужчиной в роду. Джорди имел все права на получение хотя бы небольшой части огромного состояния Дункана. Но Дункан оставил своей единственной внучке Розлинн все: Кэмерон-холл, фабрики, бесчисленные предприятия. Джорди едва сдержался, чтобы не впасть в ярость, когда узнал об этом.
— Он не должен бы уж очень удивляться, — сказала Нетти после оглашения завещания. — Он же знает, как Дункан ненавидел его, обвиняя в смерти твоей матери. Почему же думаешь, он так старательно обхаживал тебя все эти годы. Он прекрасно понимал, что Дункан все оставит тебе. Поэтому мы и не должны были медлить с отъездом после смерти Дункана.
Да, нельзя было терять времени. Розлинн поняла это, когда Джорди очередной раз попросил ее выйти за него замуж сразу после оглашения завещания, и она в очередной раз отказала. Она и Нетто уехали поздней ночью, и у нее просто не было времени ни для огорчения, ни для сожаления об обещании, данном ею дедушке. Итак она провела в печали последние два месяца, когда стало известно, что дни Дункана сочтены. Болезнь так мучила его, что последние семь лет были почти потеряны для жизни и только шотландское упрямство помогало ему держаться столько времени. Нет, она не должна сожалеть о его уходе — ведь, наконец, закончились его страдания. Но, Боже, как она тосковала по своему дорогому старику, заменявшему ей и мать, и отца на протяжении всех этих лет.
