– Легче сказать о себе, – ответила я. – Она застигла меня врасплох.
– Да, наверное. – Ники не отрывала от окна отсутствующего взгляда. – Кэйко не приехала на папины похороны, так ведь? – наконец выговорила она.
– Ты прекрасно знаешь, что нет, так к чему спрашивать?
– Просто так, к слову.
– Ты хочешь сказать, что не приехала на ее похороны, потому что она не была на похоронах твоего отца? Ники, это ребячество.
– Нет, не ребячество. Я говорю, что все так и обстояло. Кэйко никогда не была частью нашей жизни – ни моей, ни папиной. Я и не ожидала увидеть ее на папиных похоронах.
Я не ответила, и мы молча продолжали сидеть в креслах. Потом Ники сказала:
– А чудно вышло сейчас, с миссис Уотерс. Тебе это словно бы нравилось.
– Что?
– Делать вид, будто Кэйко жива.
– Мне не нравится водить людей за нос. – Видимо, в голосе моем прозвучало раздражение, испугавшее Ники.
– Да-да, – запнувшись, согласилась она.
Дождь лил всю ночь, не прекращался он и на следующий день – четвертый день пребывания Ники у меня.
– Ты не против, если сегодня я перейду в другую комнату? – спросила Ники. – Например, в свободную спальню.
Мы с ней на кухне мыли посуду после завтрака.
– В свободную спальню? – усмехнулась я. – Все спальни теперь свободные. В самом деле, почему бы тебе и не перейти в пустую комнату. А что, твоя старая комната тебе разонравилась?
– Мне там ночью как-то не по себе.
– Нехорошо, Ники. Я-то надеялась, что ты по-прежнему считаешь эту комнату своей.
– Да, конечно, – поспешно добавила Ники. – Дело не в том, что мне там не нравится. – Она умолкла, вытирая ножи о чайное полотенце. – Это из-за другой комнаты. Из-за ее комнаты. Ее комната напротив – и мне из-за нее как-то не по себе.
Я отставила посуду и строго взглянула на Ники.
– Мама, я ничего не могу с собой поделать. Мне становится как-то не по себе, когда я начинаю думать об этой комнате – она как раз напротив моей.
– Хорошо, занимай свободную комнату, – сухо сказала я. – Но тебе придется там постелить.
Хотя я и сделала вид, что огорчена просьбой Ники о перемене комнаты, мне ничуть не хотелось ей в этом препятствовать. У меня самой эта комната напротив тоже вызывала беспокойство. Во многом она лучше других в доме: из окон открывается великолепный вид на сад. Но это были владения Кэйко, долгое время ревниво ею оберегаемые и сохранявшие странную зачарованность и по сей день, хотя минуло шесть лет после ее ухода, и зачарованность эта только возросла теперь, когда ее нет в живых.
