Капитан сделал усилие над собой и отвечал:
— Нет, генерал, я не онемел.
— Ну, а караван?.. Где караван? — волновался генерал.
— Перехвачен! — глухо отвечал дон Хуан.
— Voto a Dios! — воскликнул генерал, бросая на дона Хуана уничтожающий взгляд, и в невыносимом горе и раздражении топнул ногой. — Караван взят неприятелем, а вы живы и пришли, чтобы передать мне известие об этом?
— Я не мог заставить врага убить себя.
— Вы, кажется… извините меня… — с иронией ответил на это генерал, — не могли даже заставить врага нанести себе царапины.
— Это правда.
Генерал прошелся несколько раз по палатке, гнев и волнение душили его.
— Ну а ваши солдаты, senor caballero, — заговорил он через минуту, остановившись и в упор смотря на офицера, — ваши солдаты… — без сомнения, они разбежались, как трусы, при первом выстреле?
— Мои солдаты все до единого пали в бою, генерал.
— Как! Что вы говорите?
— Я говорю, генерал, что мои солдаты, до последнего, пали в бою, защищая доверенные им государственные деньги.
— Гм! Гм! — переспросил генерал. — Они пали… все?
— Да, генерал, все они пали в кровопролитной схватке. Я один остался в живых, а те пятьдесят храбрых, преданных долгу людей — мертвы.
Последовало короткое молчание. Генерал слишком хорошо знал капитана, чтобы усомниться в его храбрости и верности присяге. Он понял, что тут кроется какая-то тайна.
— Но я ведь послал вам проводника, — сказал он наконец.
— Да, генерал, но этот-то проводник и завел нас в западню, приготовленную инсургентами.
— Con mil diablos! 10 Если этот несчастный…
— Он мертв, — прервал капитан, — я убил его.
— Отлично, но одно обстоятельство остается для меня во всем этом непонятным.
— Генерал, — с воодушевлением воскликнул молодой человек, — хотя караван с серебром и потерян, но битва эта покрыла славой мексиканское имя, честь наша спасена, мы уступили подавляющему превосходству сил.
— Посмотрим, капитан, вы — один из тех людей, которые стоят выше всяких подозрений, людей, которые никогда не решатся запятнать свою честь подлой изменой. Тем не менее, я должен испытать перед лицом всех ваших товарищей вашу верность присяге, и вы должны представить доказательства, что вы, со своей стороны, сделали все возможное, что повелевал вам долг. Расскажите откровенно, без уловок, что произошло, я вам поверю. Расскажите все, не опуская мельчайших подробностей, и я увижу тогда, чего достойны вы — сочувствия в постигшем вас горе или наказания.
— Так потрудитесь выслушать, генерал, но клянусь, если после моей исповеди у вас останется малейшее подозрение как относительно моей верности, так и относительно храбрости и безупречного поведения моих солдат, то на ваших глазах я пущу себе пулю в лоб.
