Река плавно текла посреди поросших лесом берегов и казалась далеко протянувшейся серебряной лентой. В ее спокойной поверхности, как в зеркале, отражались дрожащие лучи луны, которая уже успела совершить около двух третей своего пути по небу.
В прерии царило такое безмолвие, что легко можно было расслышать падение сухого листка или легкое содрогание древесной ветки, происшедшее от того, что по ней проползло какое-нибудь незначительное пресмыкающееся.
Оба охотника вполголоса беседовали друг с другом. Могло, однако, показаться странным, что люди, вполне освоившиеся с лесной жизнью, позволили себе на этот раз нарушить ее правила, требующие, чтобы на ночлег располагаться на вершине какой-нибудь возвышенности, и устроили свой ночной лагерь на самом краю откоса, отлого спускавшегося к реке и носившего на своей илистой почве более чем подозрительные следы, принадлежавшие по большей части животным из числа крупных плотоядных.
Несмотря на довольно чувствительный ночной холод и обильную ледяную росу, охотники не разводили костра. Тем не менее для них, по-видимому, было крайне необходимо хоть чуть-чуть согреться, в особенности же для негра, который в своем одеянии, состоявшем всего-навсего из панталон, прикрывавших его ноги, да из рваного сарапе, буквально стучал зубами от холода.
Транкиль, одетый в более теплый костюм мексиканских поселян, казалось, вовсе не замечал холода. Держа ружье у своих ног, он изредка бросал свой никогда не ошибающийся взор на покрытую мраком окрестность, прислушиваясь к малейшему шуму, какой только был доступен его слуху. Это не мешало ему перебрасываться словами с негром, не обращая при этом никакого внимания ни на его гримасы, ни на то, что он дрожал как осиновый лист.
— Значит, вы не видали сегодня нашей малютки, Квониам? — сказал Транкиль, обращаясь к негру.
— Да, я не видал ее целых два дня, — отвечал негр.
Канадец вздохнул.
— Мне следовало бы к ней отправиться, — проговорил он, — дитя осталось совершенно одиноким, а теперь война привлекла в эти места всех бездельников и пограничных бродяг.
— Ба-а! У Кармелы есть клюв и когти. Она сумеет выйти из всякого затруднения и не дать себя в обиду.
— Проклятие! — вскричал Транкиль, потрясая карабином. — Если кто-нибудь из этих негодяев осмелится сказать ей что-нибудь такое!.. то…
— Да не беспокойтесь вы до такой степени, Транкиль, вам ведь известно, что если кто-нибудь осмелится ее оскорбить, то у нее не будет недостатка в защитниках. Кроме того, Ланси не покидает ее ни на минуту, а вы ведь знаете его верность.
