— Я ни о чем и не прошу вас, — отвечал глухим голосом юноша. — Разве обращаются с просьбами к палачам.
Дон Рамон вздрогнул и взволнованно прошелся несколько раз взад и вперед.
— В этом мешке запас провизии на два дня, — сказал он, придя в себя. — Кроме того, вот вам мой карабин с нарезным стволом, — он ни разу не изменял мне, — пара пистолетов, нож, топор и бизоньи рога с порохом и пулями. В мешке с провизией вы найдете кремни и все нужное для того, чтобы развести огонь; там лежит и Библия вашей матери. Вы умерли для общества людей и не должны возвращаться в него. Перед вами пустыня — она принадлежит вам. У меня же больше нет сына. Прощайте! Да будет милосердно к вам Небо! С этой минуты все кончено между нами. Вы начинаете новую жизнь и должны будете сами заботиться о себе. Провидение никогда не покидает тех, кто возлагает на Него все свои надежды. Теперь только Оно одно будет заботиться о вас.
Сказав это, дон Рамон одним ударом рассек веревки, которыми были связаны руки сына, надел на лошадь уздечку, вскочил в седло и поскакал назад.
Встав на колени, Рафаэль тревожно прислушивался к стуку лошадиных копыт и следил за темным силуэтом всадника, резко выделявшимся на освещенной луной песчаной равнине. А когда фигура отца его пропала из вида, юноша прижал руки к груди и с отчаянием посмотрел кругом себя.
— О, мама, мама! — воскликнул он и упал без чувств.
Проскакав некоторое время галопом, дон Рамон невольно и совершенно бессознательно натянул поводья и, когда лошадь пошла тише, стал тревожно прислушиваться, как бы ожидая, что несчастный сын позовет его. Иногда он даже делал движение, чтобы повернуть лошадь, но каждый раз жестокость и гордость, свойственные его расе, одерживали верх, и он продолжал ехать вперед.
Занималась заря, когда дон Рамон подъехал к асиенде.
Две фигуры стояли у ворот, поджидая его. Это были Хесусита и Эусебио. Убитая горем мать стояла неподвижно и казалась статуей отчаяния. Дон Рамон почувствовал к ней жалость и, боясь расспросов, хотел въехать в ворота.
Хесусита бросилась к нему и ухватилась за повод.
— Что сделали вы с моим сыном, дон Рамон? — воскликнула она.
Он не отвечал. Видя страдания жены, он почувствовал мучительные угрызения совести. А что, если он не имел права поступить так жестоко со своим сыном?
Глубоко взволнованная, Хесусита ждала ответа, а муж молча смотрел на нее, с болью замечая те страшные следы, которые горе оставило на этом лице, таком спокойном и ясном всего только несколько часов тому назад.
