Доктор Адаме был типичным сельским эскулапом: добродушным, краснолицым, именно таким, какими изображают их в книжках. Он был очень приветлив, но стоило нам заикнуться о том, что привело нас к нему, лицо доктора побагровело еще больше.
— Вздор! Вздор! Все до единого слова! Как будто это не я лечил больную! Гастрит, гастрит в чистом виде, и самый заурядный. Этот городок — рассадник сплетен! Местные старушенции просто жить не могут без скандалов! Как соберутся вместе, чего только не навыдумывают! Начитаются всяких мерзких газетенок, в которых одно вранье, вот им и мерещатся всюду отравители. Увидят бутылку гербицида на полке, значит, его обязательно кому-то подмешивают в пищу. Я знаю Эдварда Пенгелли как самого себя, да он и мухи не тронет. А уж чтобы кого-то отравить… Да и с чего бы это ему — травить собственную жену? Ну-ка скажите на милость!
— Мосье доктор, вы, вероятно, не знаете об одном обстоятельстве.
И Пуаро очень кратко рассказал ему о визите к нам миссис Пенгелли. Доктор был буквально ошеломлен: у него, казалось, глаза на лоб вылезли.
— Господи, прости мою душу грешную! — воскликнул он. — Бедная женщина, должно быть, спятила! Почему же она не поговорила со мной? Это бы ей следовало сделать прежде всего.
— А вы бы высмеяли ее страхи.
— Вовсе нет, вовсе нет. Надеюсь, я еще не настолько закоснел и способен найти взаимопонимание со своими пациентами.
Пуаро чуть заметно улыбнулся. Эскулап явно был обеспокоен больше, чем хотел показать. Когда мы вышли из дома, Пуаро сказал:
— Упрям, как осел. Сказал: гастрит, и будет стоять на своем! А у самого на душе явно кошки скребут.
— Что будем делать дальше?
— Вернемся в гостиницу, где нас ждет ужасная ночь, mon ami.[5] Ибо нет ничего хуже железных кроватей, а других в английских провинциальных гостиницах не бывает.
— А завтра?
— Rien a faire.[6] Вернемся в Лондон и будем ждать дальнейшего развития событий.
— Скучная перспектива, — разочарованно заметил я. — А что, если никаких событий больше не произойдет?
— Произойдут! Это я вам обещаю. Старина доктор может выдать сколько угодно свидетельств о смерти, но он не в силах запретить нескольким сотням языков болтать. А они будут молоть не переставая, это уж точно!
Поезд на Лондон отходил в одиннадцать. Прежде чем отправиться на станцию, Пуаро пожелал увидеть мисс Фриду Стэнтон, племянницу, о которой нам говорила покойная. Мы без труда нашли дом, где она снимала квартиру. Там же мы узрели высокого темноволосого молодого человека, которого она с некоторым смущением представила как мистера Джекоба Рэднора. Мисс Фрида Стэнтон оказалась необыкновенной красавицей. Исконно корнуоллский тип красоты: темные глаза и волосы, нежный румянец. И в этих темных глазах явно читался характер, с которым лучше не шутить.
