Больше всего нам подходил поезд, отправлявшийся с Паддингтонского вокзала в 15.50 и прибывавший в Полгаруит в начале восьмого вечера. Поездка была ничем не примечательна, и, стряхнув с себя приятную дрему, мы сошли на маленькой унылой станции. Забросив саквояжи в гостиницу, мы решили немедля нанести послеобеденный визит «моей троюродной тетке».
Дом Пенгелли стоял чуть в стороне от дороги. Перед ним был разбит небольшой палисадник. Вечерний ветерок доносил сюда сладкий аромат левкоев и резеды. Представить себе, что в этом исполненном очарования уголке Старой Англии могут твориться какие-то преступления, было просто невозможно.
Пуаро позвонил, затем постучал. Поскольку никто не откликнулся, он позвонил снова. После небольшой паузы дверь открыла растрепанная служанка. Глаза у нее были красные, она неистово шмыгала носом.
— Мы хотим видеть миссис Пенгелли, — объяснил Пуаро. — Можно войти?
— Значит, вы ничего не слыхали? Она померла. С полчаса назад.
Ошеломленные, мы молча смотрели на нее.
— Отчего она умерла? — наконец поинтересовался я.
— Это вы у кого-нибудь другого спросите. — Она быстро оглянулась через плечо. — Если бы было кому остаться в доме с миссис, я бы мигом собралась и ушла отсюда. Но как можно оставить мертвую без присмотра… Не в моем положении что-то говорить, да я и не собираюсь, но все уже знают. Весь город только об этом и болтает. И если мистер Рэднор не напишет министру внутренних дел, напишет кто-нибудь другой. А доктор пусть говорит что хочет. Разве я не видела своими глазами, как нынче вечером хозяин снимал с полки бутылку с гербицидом? И разве он не вздрогнул, увидев, что я наблюдаю за ним? А каша миссис стояла на столе, ее надо было только отнести. Нет уж, я больше и крошки в рот не возьму в этом доме! Уж лучше умру с голоду.
— А где живет доктор, который лечил вашу хозяйку?
— Доктор Адаме? За углом, на Хай-стриг. Второй дом. Пуаро резко повернулся. Он был очень бледен.
— Для человека, который не собирался ничего говорить, она сказала слишком много, — сухо заметил я. Пуаро стукнул кулаком о ладонь другой руки.
— Глупец! И не просто глупец, а настоящий преступник! Вот кто я такой, Гастингс. Хвастался своими серыми клеточками, а сам проморгал убийство убийство человека, который надеялся найти у меня защиту. Я и вообразить не мог, что опасность так серьезна и так… близка. А уж если честно (да простит меня Господь!), я вообще не мог представить, что что-то случится, и решил, что это просто болезненные фантазии мнительной женщины. Ну вот мы и добрались. Послушаем, что скажет доктор.
