— Он прав, — заметила Яна. — Тебе не тяжело? Давай помогу.
У нее было чистое лицо и честные глаза провинциалки, что с готовностью придет любому на помощь. Даже мужчине, ибо там, у себя в Кунгуре, она, возможно, таскала тяжести и даже неизбалованно махала киркой на дороге.
— Такая ноша не тянет, — ответил он небрежно.
Она усмехнулась хитро:
— Даже удивительно, что ты не стал брать ни вина, ни водки!
— Гм, — пробормотал он, — а… да не стоит, думаю.
Смолчал, что у него на кухне стоит пара бутылок шампанского, очень даже неплохого, а запас пива он пополняет, едва в ящике остается меньше пяти бутылок.
Они встали перед лифтом, красный огонек показывал, что занят, хотя через решетку были видны неподвижные шланги, тросы, провисшие, как качели, силовые кабели.
— Но вот, належавшись и наимевшись, — продолжал Крылов, — человечек чувствует в душе смутные позывы что-то строить высокое, чистое, совершенное, чтобы стать лучше, чем он есть сейчас… И — начинается все снова.
— Почему снова?
— Снова, — поправился Крылов, — да не на том же месте. Всякий раз фундамент достраивается, поднимаются стены… Если стены и ломают, то чертежи остаются. И опыт остается, до какого места строить можно, а откуда уже пошло черт-те что…. Черт, грузят что-то в лифт, что ли?
Яна слушала с интересом. Спросила:
— Значит, вы стараетесь оседлать это самое высокое? Что глубоко-глубоко внутри?
— Да, — пробормотал Крылов, — что-то в этом роде.
— Оседлать святые чувства, — сказала Яна с удовольствием, — и заставить их работать на свою животную программу! Да вы просто редкие сволочи!
Но говорила весело, глаза блестели. Крылов не врубился, шутит она или всерьез, но сейчас главное, что не простилась перед закрытой дверью лифта, не сослалась на срочную необходимость быть в другом месте.
— Самые великие дела, — ответил Крылов, — делаются как раз на эксплуатации великих чувств.
— Мерзавцы, — сказала она с чувством. — Редкостные мерзавцы! Да вы настоящие политики!
За решеткой вздрогнуло, хрюкнуло. В глубокой норе зашевелилось, задвигалось, пошли толстые кишки шлангов, кабелей, проводов, Крылов с облегчением перевел дух.
В тесной кабинке, все еще держа в одной руке оттягивающие пальцы пакеты с провизией, он чувствовал, как все замкнутое пространство заполняется ароматом здоровой созревшей самки. Едва не застонал, лифт ползет со скоростью поднимающихся гор, а в крови уже не зуд, а жар, пламя, расплавленный металл…
Двери распахнулись, он задержал дыхание. Жена Мони немного убрала, но вся лестничная площадка пропиталась запахом экскрементов, мочи и блевотины.
