- Тебя как зовут?
- Янка.
- А меня - Никодим.
- Ты городской? - с замиранием сердца спросила она.
- Городской.
- А что сейчас в городе?
- Разруха. Голод. - Он поморщился. - А вы не хотите отдавать зерно пролетариату.
- Кому?
- Голодающим рабочим.
- У нас нет зерна, - сказала она. - Только чтобы самим прокормиться. И еще на сев. Если отдать все, что же мы будем делать весной?
- Но в городе голодают, - сказал он возмущенно. - А у вас типично кулацкая психология. Не сознаете серьезности момента.
Он взмахнул рукой, но тут же поморщился и уронил ладонь.
- Это ты ничего не розумиешь, - сказала она сердито. - Ты и не работал по-настоящему никогда. Вон какие пальцы белые. Ты кем в городе был?
- Наборщиком.
- Это что такое? - Она прыснула в кулак, непонятное слово показалось ей смешным.
- Ну, буквы. Есть специальная рама, туда ставят буквы. Надо, чтобы быстро. Они из свинца. Свинец вредный.
- У нас грузила из свинца, - сказала она. - И ничего они не вредные. А зачем буквы?
- Чтобы печатать книжки. Газеты.
- Зачем нужно так много книг? Вы что, городские, все время читаете?
- Есть буржуазная литература, - сказал он непонятное, - а есть наша. Пролетарская. Я печатал прокламации. И статьи товарища Троцкого. А ты вообще умеешь читать?
- Нет. - Она удивилась. - Зачем? Отец Йожка умеет читать. И писать. Ему положено.
- Ну вот, у него есть печатная книга…
- Вовсе нет. У него писаная книга. Так и называется - Писание. Потому что от руки писано.
- Вы тут какие-то совсем отсталые, - сказал он. - Я видел, у тебя в хате в красном углу сплошное мракобесие.
- У нас нет никаких бесов, - обиделась она. - У нас святые висят. Святой Николай, и Прасковья, и святой Христофор… Пойдем, пойдем, я тебе покажу.
Она взяла его за здоровую руку и потащила к дому. Он вежливо вытер ноги о половичок, но мама, которая месила тесто, все равно поглядела на него неодобрительно и поджала губы. Под иконами теплилась лампадка, а над святой Прасковьей висело расшитое полотенце, все как положено.
- Это и есть мракобесие, - сказал он укоризненно, уже когда вышел на крыльцо. - Один обман. Поповщина. Иконы - это и есть мракобесие. Как можно молиться человеку с собачьей головой?
Она торопливо перекрестилась.
- Это же святой Христофор. Он псоглавец. Они живут там, далеко на севере, там холод и вечная ночь и поземка свищет… И они дикий народ, псоглавцы, и свирепые до ужаса, а святой Христофор был самым из них свирепым, а потом встретился ему на пути Христос в образе младенца, и святой Христофор сжалился над ним и перенес его через ручей, и постигло его Божье слово…
