Теперь И-Лэнь поняла. Преодолевая дрожь, она сделала шаг и встала рядом с императрицей. У Жань Э было трое сыновей. Остался один. Быть может, он имеет отношение к безвременной смерти своего брата. Быть может, нет. Кто знает?
Ало-желтые змеи. Цвета императоров. Этих змей так и называли – " эфа цуа", – " золотая (или шафрановая) петля". Есть легенда, что один из первых императоров династии Ба посылал их в обитых золотой парчой коробах своим врагам. Этих змей издавна почитают там, где они водятся, – в дельте реки Лусань и влажных лесах Тиото. Человек после укуса " эфа цуа" умирает меньше чем через двадцать ударов сердца, и в теле его остается столько яда, что оно не разлагается в течение восьми дней.
Время текло медленно. Наблюдая, как эфа цуа завораживающее медленно перетекают с места на место, сплетаются, трепещут язычками, ощупывая препятствия на своем пути, И-Лэнь ощутила какое-то странное, болезненное любопытство, словно заступила за какую-то неведомую черту.
– Вы думаете, что мою дочь убили? – ровно выговорила она.
– А ты веришь, что она выбросилась из окна? – повернулась к ней императрица.
– Нет, – честно ответила И-Лэнь, – Последнее время я ее редко видела, но О-Лэи – дочь своего отца. Фэнь считал самоубийство трусостью.
Императрица помолчала.
– Да, Фэнь, – наконец, сказала она, – Надежда империи. Ты знаешь, это ведь по моему приказу он бежал.
Сердце И-Лэнь пропустило один удар. Когда-то, давясь втихомолку слезами в своих, – о, каких непривычных! – долгих одиноких ночах, она много раз клялась найти разгадку его тогдашней поспешности, тогдашней глупости. О, как она отговаривала его!
– Зачем? – выговорила она непослушными губами.
– Южная война, – императрица пожала плечами, – Тогда казалось, что мы не вылезем из нее. Все рушилось. Я надеялась, что мне удастся добиться встречи Фэня и Шуань-Ю без этого коршуна Цао, и мой сын вернет ему командование. По крайней мере, я несколько раз с ним об этом говорила.
" А мне бы лучше теперь этого не знать", – подумала И-Лэнь, чувствуя, что еще немного, – и она зажмет руками эту смертельную рану, вновь открывшуюся в ее сердце. Она тоже была тогда в том зале, когда Шуань-Ю говорил это. Тогда они обе, – она и О-Лэи, – посчитали, что Господин Шафрана лжет, ведь такая ложь уже ничего ему не стоила.
Императрица, видимо, что-то прочитала по ее лицу.
– Увы, я сожалею вместе с тобой, хотя и иначе, – мягко сказала она, и, помолчав, добавила, – Если бы мне удалось осуществить свой план и приблизить Фэня к моему сыну, я была бы более спокойна за него.
