Наконец-то он чувствует ее теплые, мягкие губы, такие манящие и высокомерные. Привлекая ее все плотнее, Клайв в пьяном упоении раздвигал их, углубляя поцелуй.
Кэтрин оказалась в сложном положении. Она была в том возрасте, когда уже интересуются всем, что происходит между мужчиной и женщиной в порыве страсти. Любопытство было причиной того, что она позволила Клайву сжать ее в объятиях. Но она тут же убедилась, что сделала ужасную ошибку: ей не понравился его язык во рту, а когда его рука коснулась ее груди, дрожь отвращения пронзила все ее тело. Смущенная, противная самой себе из-за бури эмоций, которую она так неосторожно вызвала, Кэтрин изо всех сил толкнула его в грудь, но тщетно. Ослепленный желанием, Клайв даже не чувствовал этих ударов. Кое-как высвободив руку и разъярившись, она двинула ему кулаком по уху и вонзила в ногу свой маленький острый каблучок. Атакованный в двух направлениях, Клайв сдался тай же быстро, как начал наступление, и поспешно, уже не заботясь о грациозности движений, отпустил ее.
Кэтрин не удостоила его даже взглядом. Заметив на столе тонкий посеребренный нож для разрезания книжных страниц, она схватила его на манер кинжала и обернулась к Клайву, сверкнув глазами.
Клайв сделал было шаг вперед, но вид ножа в уверенной руке Кэтрин остановил его.
– Стой, где стоишь! – услышал он ее голос, полный отвращения. – Еще шаг и я покажу тебе, как умею обращаться с этой маленькой штучкой!
Ему ничего не оставалось, как разрядить обстановку. Клайв попробовал вернуть улыбку на лицо, вновь сделать голос непринужденным и легким.
– Моя дорогая девочка, – прошептал он, – вы ошибаетесь относительно моих намерений. Что значит между нами один короткий поцелуй? Мы же по существу родственники. Я не имел в виду ничего
дурного.
Глаза Кэтрин недоверчиво сузились, и она презрительно бросила:
– Я не дура, Клайв. Оставьте ваши поцелуи для Элизабет. Ей они нравятся куда больше, чем мне.
Странное молчание последовало за ее словами. С досадой прикусив губу, Клайв спросил себя, откуда она узнала о его связи с Элизабет?
– Нельзя же ставить мужчине в вину неразборчивость, дорогая, – легко пожал он плечами. – Грехи, совершенные в дни юности, не должны засчитываться навечно. И, – добавил он обдуманно, – поскольку мои грехи позади, вы можете быть уверены, что я стану верным мужем.
Кэтрин презрительно скривила губки.
– Сохраните ваши льстивые речи еще для кого-нибудь. А я предпочитаю, чтобы вы оставили меня в покое. Не вижу никаких причин продолжать эту непристойную сцену.
