Милли вновь ощутила улегшееся было волнение и отвернулась, пытаясь сконцентрировать внимание на аппаратуре. Рональд прошел к дверям зала, выключил свет и вернулся обратно, гулко стуча каблуками по деревянному полу. Взяв один из покрытых позолотой стульев, он поставил его в центре и сел на него верхом, положив руки на спинку, вырезанную в форме лиры.
— Готова?
Была ли в этом вопросе насмешка? У Милли не было полной уверенности на этот счет. Она почувствовала себя еще более беззащитной и, хотя ноты были абсолютно не нужны ей, преувеличенно долго возилась с ними, надеясь, что привычные движения помогут унять дрожь в руках. Наконец она поднесла флейту к губам и взяла несколько пробных нот.
— Готова, — тихо проговорила она, нажала кнопку воспроизведения и замерла в ожидании аккордов.
Насыщенные звуки фортепьяно наполнили всю комнату. Шону нравилось аккомпанировать ей. Милли хорошо помнила тот день, когда они сделали эту запись. Ей было всего семнадцать, и она уже начала влюбляться в него.
Но Шон никогда ничего не говорил ей о своих чувствах. Затем он уехал в Штаты, а она в течение восьми лет усердно поддерживала разгоревшееся в ней тем летом пламя любви.
Восемь лет, думала Милли, вслушиваясь в прекрасные звуки, мягко струившиеся по залу. Целых восемь лет! Когда, вернувшись, Шон стал ее преподавателем в колледже, она решила, что это знак судьбы. Он учил ее музыке, водил в концерты, после чего они сидели в небольших ресторанчиках, где он не отпускал ее руку даже во время еды. Он говорил, что любит ее, и явно добивался близости с ней. Лишь по чистой случайности они не стали любовниками, прежде чем Милли узнала о его жене и детях.
Вступление закончилось. Она подняла флейту к губам… и тут же забыла и о таинственности этого пустого зала с единственным слушателем, и о событиях последних дней. Ее охватило грустное ощущение утраченной надежды — и повествующая об этом музыка. Никогда раньше Милли не испытывала подобного чувства. Она знала, что играет сейчас прекрасно, может быть, лучше, чем когда-либо в своей жизни.
Музыка стихла. В затемненном зале воцарилась тишина. Легкий сквозняк чуть колыхал пламя свечей, но был слишком слаб, чтобы пошевелить тяжелые занавески. Мужчина, сидевший верхом на стуле, не двигался. Его глаза смотрели напряженно, странно блестя в колеблющемся свете. Тени на стенах и полу тоже чуть колебались, принимая причудливые формы, словно пытающийся материализоваться дух.
