Когда он обернулся, на опустевшей площадке не осталось никого. Только Лена стояла рядом.
– Я виноват перед тобою, – сказал Волгин. – Я обещал… а оказалось, что этого вовсе не нужно.
– Маркус счастливый, – сказала она. – Он улетел… Чем ты будешь сейчас заниматься?
– Не знаю… Но мне больно, что я не смог помочь тебе хотя бы так, как умел. А по-другому я не умею. Ты ведь знаешь – если разобраться, то никогда не умел…
Она покачала головой: как и всегда, об этом не надо было вспоминать.
– Понимаю, – грустно усмехнулся Волгин. – Ответ все тот же… Тяжело временами, но я привык.
– Разве? – спросила она и чуть улыбнулась.
– Если нет, то начну привыкать… рано или поздно.
– И все же, ты мог бы мне помочь.
– Как? – Волгин поднял голову.
– Ты дал мне новую надежду… и я не хочу расставаться с нею так скоро. Вообще не хочу расставаться. Я согласна с Маркусом, что так, как хотел ты, нельзя; но, может быть, можно как-то по-другому? Чтобы не нарушать ничего, не уничтожать ничего, и все-таки сделать по-своему. Можно?
– Не знаю, не представляю себе.
– Но ты подумай об этом! Может быть, не обязательно проникать в мозг твоей электронной иглой… Может быть, что-то совсем другое нужно человеку, чтобы он мог найти самого себя, а найдя – никогда уже не выпустить из рук. Сумей это, Волгин. Ты же сможешь, если только захочешь. Вас много, целый институт таких умных ребят… Спроси их; до сих пор ты ведь не очень-то их спрашивал. Кто-нибудь подскажет… Ну хотя бы для меня.
Волгин очень серьезно взглянул на нее.
– Я все сделаю для тебя. При одном условии: чтобы ты была поблизости. Чтобы я не забывал, для кого делаю… – Он помолчал, глядя в небо, потом покосился на Елену. – Иди ко мне лаборанткой. Вместо Витьки. Хочешь?
– Это тебе поможет?
– Да.
– Я подумаю, – нерешительно сказала она. – Подумаю.
Волгин грустно усмехнулся и стал насвистывать какую-то протяжную мелодию.
– Ты грустишь?
– Есть основание: я, кажется, всерьез остался один. Даже Витька ушел; а тот, кого родишь ты, кто мог бы возглавить следующее поколение, поколение новых людей, – он пойдет, как видно, другой дорогой.
– Пусть, Волгин, пусть идет какой захочет, – лишь бы она была дальней.
– Может быть, ты и права. Но мне от этого не становится легче, потому что в одиночестве, кажется, я не смогу сделать больше ничего. Пойдем, видишь – из шахты поднимают новый корабль. Начнется посадка, провожающие будут плакать, и как бы я не последовал их примеру.
– Ты говоришь об одиночестве. А друзья? Пусть далеко, но они все же есть.
