– Сейчас легко судить себя. Но тогда даже со стороны было видно, каково тебе. Ты улетела на Землю, а мы двинулись дальше…
– Я еще не успела долететь до Земли, – сказала Елена, – как поняла, что не надо было уходить. Меня тянуло назад не меньше, чем из Дальней тянуло на Землю. Я высидела на планете полгода – через силу, стиснув зубы, честное слово. А потом вернулась.
– Да. И повторилось то же самое. Прошло не помню сколько месяцев – и тебе пришлось лететь на Землю опять.
Елена промолчала.
– Для любого другого этого хватило бы: обратный путь в Дальнюю разведку оказался бы для него закрыт. Но никто из нас не хотел расставаться с тобой. Мы ведь все переживали то же самое, только, видимо, не так сильно…
– Или вы сами оказались сильнее…
Волгин и сам думал так, но не хотел говорить этого вслух.
– Может быть, не знаю… Вероятно, да. Но мы старались сделать так, чтобы ты привыкла, чтобы избавилась от этой страшной тоски по Земле, которую, быть может, можно назвать и страхом перед бесконечностью пространства, перед множеством миров…
– Наверное, можно сказать и так.
– Это все равно. И это повторялось не два, не три раза. И мы не противились. Но однажды ты не вернулась сама, а Дальняя разведка уходила все дальше. Теперь это кажется немного смешным, но тогда достигнутое представлялось громадным.
– И я завидовала вам. А не вернулась потому, что поняла – бесполезно. Я не смогу преодолеть себя.
– И осталась на Земле.
– С тех пор я не вылетала даже на Луну. Земля не так уж мала, на ней достаточно места и занятий, – так казалось мне. Но столько лет прошло…
Елена внезапно умолкла, словно спазма перехватила ей горло. За нее закончил Волгин:
– Да, прошло много лет, и ты не нашла своего места, не нашла себе занятия. Не нашла и до сего дня. Так? Какие-то ветры, как сухой лист, гонят тебя по планете и нигде не разрешают остаться надолго…
– Хватит, Волгин, – сказала Елена. – Хватит. Мне не очень легко разговаривать об этом, и я не вижу смысла…
– Смысл есть, в том-то и дело, – сказал Волгин. – Ты ведь согласишься с тем, что мы не только сами должны учиться на своих ошибках, но и учить других; своих детей – прежде всего?
– Трудно было бы возразить. Но при чем тут…
– Слушай, Елена, – сказал Волгин, привстав и перегнувшись через стол, чтобы оказаться как можно ближе к ней. – Слушай, Ленка… Ты ведь не хочешь, чтобы этот – тот, кто у тебя будет, – пережил то же, что ты, чтобы и он – или она, все равно – всю жизнь не мог найти свое дело?
