Все это неприятно и страшно, но хуже всего то, что та, старая правда – остается таковой по-прежнему. Меняется не Эртинойс, меняешься ты – и с замирающим сердцем чувствуешь, что скользишь куда-то вниз, поначалу очень медленно и незаметно, а затем все быстрее, быстрее. До тех пор, пока не встретишь на своем пути упругую и липкую паутину, вырваться из которой не хватает сил.
Лан-Ар молча смотрел в потолок. Там дрожало багровое пятно света – жалкий трофей, отвоеванный у ночи старой масляной лампой. В углу, как раз на его зыбкой границе раскинул сети большой черный паук – и, покачиваясь на едва заметном сквозняке, ждал, ждал…
«Зачем я здесь?» – мысли текли медленно и вяло, словно паучий яд уже добрался до мозга, – «Почему не ушел, как собирался? А главное, зачем…»
Ответа не было. Лан-Ар так и не понял, почему он, отданный отцом в послушники Пресветлого, не отшвырнул от себя с омерзением темную жрицу. Воля увязла в черных глазах ийлуры, словно комар в меду. И Лан-Ар, проклиная самого себя, принял из ее губ отраву, которая оказалась слишком сладкой, и словно муха забился в липкой паутине безумной ночи. Их ночи.
«Впору броситься на меч», – мрачно подумал он, переводя взгляд с потолка на Нитар-Лисс.
Которая тихо спала рядом, на циновке, укрывшись шерстяным одеялом.
Ее лицо было спокойным и невинным; Лан-Ар вдруг вспомнил, как кто-то (уже и не помнил, кто) сказал – «дети во сне похожи на взрослых, а взрослые на детей». А потом ийлур представил, как с таким же выражением спокойствия на лице Нитар-Лисс приносит в жертву Шез-Нолда… Хотя, нет. Она все же слегка морщилась, как помнилось виденное приношение Темной матери под Альдохьеном.
Нитар-Лисс спала, тихонько посапывая, и даже один раз улыбнулась. От нее пахло золотыми розами – аромат тяжелый, сладкий. Слишком сладкий – как фальшивая улыбка.
«Что же я наделал?» – ийлур осторожно отодвинулся на край циновки.
Одна его часть – вскормленная благочестивыми рассуждениями посвященного Ин-Шатура и Настоятеля – вопила, корчилась в ужасе и умоляла: бежать, бежать отсюда, пока этот подобный нектару яд не пожрал весь рассудок. Другая – та, которая не принадлежала никому, кроме самого Лан-Ара, зло нашептывала о том, что эта дочь тьмы отнеслась к Лан-Ару так, как никто до этого, что ее глаза слишком глубоки, а кожа чересчур нежна, чтобы повернуться и уйти. Эта же, вторая половина, была твердо уверена в том, что покинув Нитар-Лисс он не проживет и дня. Да и к тому же, сокровища…
