— Там специалистам и делать нечего. Включил часовой механизм и ступай себе, не торопясь, на катер…
— Все равно. Напрасно просите.
— А я не прошу… Только, по-моему, право на пуск имеют прежде всего те, кто нес на плоту последнюю вахту…
— Значит, право первооткрывателей?
— Допустим, так.
— Макферсон болен, остается Кравцов. Ловко придумали. — Морозов засмеялся, взглянул на часы. — Что это катер не идет?
Рядышком Али-Овсад беседовал с Брамульей, и на сей раз разговор их крутился не вокруг чая и блюда из бараньих кишок, а касался высокой материи. Чилиец мало что понимал из объяснений старого мастера, но для порядка кивал, поддакивал, пускал изо рта и носа клубы сигарного дыма.
— Чем вы озабочены, Али-Овсад? — спросил Морозов.
— Я спрашиваю, товарищ Морозов, этот кольцевой сердечник кто крутить будет?
— Никто не будет его крутить.
— Колесо есть, а крутиться — нет? — Али-Овсад недоуменно поцокал языком. — Значит, работать не будет.
— Почему это не будет?
— Машина крутиться должна, — убежденно сказал мастер. — Работает, когда крутится, — все знают.
— Не всегда, Али-Овсад, не всегда, — усмехнулся Морозов. — Вот, например, радиоприемник — он же не крутится.
— Как не крутится? Там ручки-мручки есть. — Али-Овсад стоял на своем непоколебимо. — А электрический ток? Протон-электрон — все крутится.
Морозов хотел было объяснить старику, как будет работать кольцевой сердечник, но тут пришел катер. Ученые отплыли к плоту.
Стоя на корме катера, Морозов щурился от встречного ветра, задумчиво смотрел на приближающийся плот. «Машина крутиться должна…» А ведь, пожалуй, верно: если в момент разрезания столба плот с кольцевым сердечником вращать вокруг него, то можно будет обойтись без громоздких преобразователей, которые, кстати, будут готовы в последнюю очередь. Столб — статор, плот с сердечником — ротор… Надо будет прикинуть, рассчитать… Массу времени сэкономили бы… Можно причалить к плоту пароход, запустить машину…
Он обернулся к Бернстайну:
— Коллега, что вы скажете по поводу одной незрелой, но любопытной мысли…
