её никогда не обвиняли — как с леди Кэтрин случалось бессчетное множество раз — в связях с опасными и склонными к насилию радикалами. Но, как и леди Кэтрин, Хелен излучала бурную энергию. И, хотя она редко срывалась на ругательства, Хелен точно также выражала свое мнение прямо и решительно.
Что было совсем не похоже на Антона, который всегда старался — и практически всегда в этом преуспевал — плотно и тщательно контролировать свои мысли и действия. Прозвище, которым его наградила жена, было Старина Каменнолицый. Даже его дочь, человек перед которым Антон раскрывался, поддразнивала его по этому поводу. Иногда она называла его Суровым Папочкой. Или просто Ледышкой.
В тех редких случаях, когда он задумывался на эту тему, Антон приписывал эти черты своей личности грифонскому воспитанию. Психологи Флота, при регулярных осмотрах, предлагали бесконечно более сложное объяснение. Антон не мог следовать их аргументации отчасти потому, что она излагалась на ужасающем жаргоне, столь излюбленном психологами, но в основном…
Потому, что считал это полным дерьмом.
Но вслух он этого не произнес, а просто дружелюбно улыбнулся леди Кэтрин.
— Я не против, мэм. Выражайтесь как пожелаете.
Он положил руки на колени. Его ладони, как и тело и лицо, были грубыми и угловатыми.
— Но, говорю вам, посол и адмирал, и всё стадо кабинетных советников по разведке адмирала Юнга… — он не смог удержаться: — … представляют собой полное дерьмо.
Всякие следы юмора улетучились.
— Моя дочь была похищена не хевами. Или, если всё-таки ими, значит это какой-то одиночка, действующий совершенно вне официальных рамок. К тому же, любитель.
Леди Кэтрин нахмурилась.
— Как вы можете быть в этом столь уверены? Требования, которые похитители выдвинули вам в обмен на безопасность дочери…
Антон сделал резкое движение пальцами, не отрывая самих ладоней от коленей. По-своему, этот жест также был взрывным.
— Не имеют смысла. Как минимум по трем причинам. Прежде всего, требования были оставлены у меня в квартире. Написанными , верите или нет, на листе бумаги.
Видя, что графиня хмурится, Антон понял, что ему придется дать развернутое объяснение.
— Мэм, ни один полевой агент, находящийся в здравом уме, не оставит на месте преступления подобной физической улики. Они бы связались со мной посредством электроники, тем или иным способом. Даже оставляя в стороне тот факт, что записка является признаваемой судом уликой, на ней практически невозможно не оставить каких-либо следов. То, как современное судебно-криминалистическое оборудование — а у них здесь оно ничуть не хуже используемого мантикорской полицией — способно выжимать информацию из любого физического объекта, к которому кто-либо прикасался, чертовски похоже на магию.
