— Я не хочу вести с тобой философские разговоры. Скажи мне, где Юрико?
— У нас с тобой получится диалог, только если ты перестанешь меня расспрашивать о всякой ерунде.
— Плевал я на диалог. Где Юрико?
— Ну, а я плевал на Юрико.
— Ты убил ее?
Он смеется.
— Я достану тебя.
Он смеется.
— Что ты сделал с Юрико?
Он смеется.
Я замолкаю. Слышу, как храпит мужчина в соседнем номере слева. Слышу, как на улице орет кошка. Кто-то ходит у меня над головой, кто-то смотрит телевизор ниже этажом, кто-то идет с проституткой по коридору. А он все молчит.
Наконец в трубке раздается его обычный вздох:
— Ну что, все вопросы задал? Хочешь я угадаю, о чем ты думал, когда твоя жена погибла? Ты думал: «ох, и за что же мне это?»… Ты без конца задавал этот вопрос и хотел получить на него ответ. Но тебе даже в голову не пришло, что, возможно, гибель жены — это вопрос к тебе. И все, что требуется — ответить на него. И может быть, сейчас ситуация повторяется… Может быть, наш разговор — это еще один вопрос к тебе. Самый главный вопрос, ответ на который изменит всю твою жизнь. Подумай об этом.
И дает отбой. А я думаю, не вышвырнуть ли в окно и NEC?
На этот раз радиус разлета осколков равняется приблизительно двум метрам. От взрыва мини-гранаты шарахается сморщенная старушка. Больше никого на улице нет.
Я заказываю в номер какую-то еду, съедаю все подчистую, не ощущая вкуса. Если кто-то спросит меня, спал я все это время или нет, я не отвечу. Наверное, спал. Но разница между сном и явью была очень зыбкой, едва уловимой. И там, и там — кошмар. Непрекращающийся, затягивающий, мутный ужас.
Те ребята, про которых я читаю днем, во сне приходят ко мне. Со своими ублюдочными исповедями. Странное дело, большинство из них вовсе не считают, что поступили плохо. Отцы семейств, отравившие угарным газом всю семью — жену и трех детей, а потом повесившиеся на люстре. Матери, аккуратно положившие грудных детей в картонную коробку, а коробку — в мусорный контейнер. Наркоманы, убивавшие ради денег на очередную дозу. Психи, пускавшие в ход нож просто потому, что им хотелось посмотреть на труп. Малолетние проблемные засранцы, которые убивали для того, чтобы проверить, хватит ли у них духу на убийство.
Все они заходят по очереди в мою комнату, присаживаются на краешек постели и заводят одни и те же разговоры. В темноте выделяются только их бледные лица. Словно тел не существует вовсе. У всех — приглушенные голоса, будто говорят они с мешком на голове. Потухшие глаза глядят в одну точку — прямо в середину моего лба. Их взгляды напоминают нацеленный в лоб ствол пистолета.
