Последний звонок я делаю в десять вечера и окончательно убеждаюсь, что чудес на свете не бывает.
Никто ничего не знает о Юрико. Никто вообще ни хрена не знает, кроме того, что найти хорошего психолога — целая проблема. О, был бы у меня номер, по которому звонил Акихико, я смог бы вам здорово помочь в ваших поисках, ребята.
День заканчивается, а я по-прежнему не имею понятия, где Юрико. Если бы у меня хватило тогда ума записать номер телефона! Теперь я позвонил бы по нему, не сомневаясь ни секунды. Но я был слишком туп, чтобы поверить в такую ерунду, как доведение до самоубийства по телефону. Я и сейчас-то по-настоящему в это не верю. Просто нужна ведь какая-то гипотеза… Иначе как решишь, в каком направлении искать.
Намазывая подошвы ног мерзко пахнущей мазью, которая, по уверениям врача, обладает фантастической способностью почти мгновенно заживлять резаные, колотые и рваные раны, нанесенные осколками разбитого стакана, я заставляю себя забыть о сомнениях. Пытаюсь убедить себя, что убить по телефону можно так же легко, как и при личной встрече. Ну, или почти также…
Ступни покрываются толстым слоем жирной мази, а у меня остается все меньше доводов против теории Юрико. Любое поползновение здравого смысла привести контраргумент я встречаю в штыки. Мне ни к чему здравый смысл. Мне ни к чему логика и критический взгляд на вещи. Мне ни к чему реализм.
К тому моменту, когда ноги перебинтованы, я уже верю в теорию Юрико. Я грызу на кухне найденные галеты, которые стащил из магазина месяца три назад и забыл про них. Я запиваю галеты водой из-под крана и собираю воедино все, что знаю относительно смерти Акихико и психолога. Собирать приходится недолго.
Оба позвонили по одному и тому же номеру, а потом покончили с собой. Во всяком случае, Акихико проделал именно этот трюк. Юрико считает, что психолог тоже звонил. Да, конечно. Именно так все было, и мне плевать, если кто-то думает иначе. Номер принадлежал свихнувшейся художнице, которая каким-то образом заполучала свежих покойников в качестве натурщиков. Самого номера у меня нет, имени художницы я не знаю, где искать Юрико — не представляю. Вот, собственно, и все…
Я смахиваю со стола абразивно твердые крошки.
Мне нужно найти ту художницу. Если, конечно, она еще жива. Если она еще не в психушке. Она должна иметь какое-то отношение к этому делу. С нее-то я и начну операцию «Поиск и спасение».
Американский психолог Стенли Милграм выбрал из телефонных справочников разных городов несколько адресов и написал каждому адресату письмо о другом, тоже случайно выбранном человеке, указав его фамилию, внешность и краткую биографию. Он просил корреспондента вернуть письмо в случае, если тот знает парня, о котором говорилось в письме. В противном случае была просьба переслать письмо тому, кто, по мнению получившего письмо, мог бы знать. Со следующим подопытным кроликом та же история. Знаешь — сообщи, не знаешь — перешли тому, кто может знать. Такой вот эксперимент.
