— А в жизни, по-вашему, мы себя не исправляем? — спросил Жюлиюс, оживляясь.
— Вы меня не поняли. В жизни, говорят, мы себя исправляем, улучшаем себя; но того, что сделано, поправить нельзя. Вот это-то право переделывать и превращает писание в нечто до того тусклое и до того… — Он не кончил. — Да, в жизни мне именно и кажется таким прекрасным то, что работаешь краской по сырому слою. Подскабливать нельзя.
— А в вашей жизни было бы что подскоблить?
— Нет… пока еще не так много… А так как нельзя… — Лафкадио помолчал, потом: — И все-таки именно из желания подскоблить я сжег свою записную книжку!.. Слишком поздно, вы сами видите… Но признайтесь, вы мало что в ней поняли?
Нет, в этом Жюлиюс признаться не мог.
— Вы мне разрешите задать вам несколько вопросов? — сказал он вместо ответа.
Лафкадио так порывисто поднялся с места, что Жюлиюс подумал, будто он хочет бежать; но он всего только подошел к окну и, приподымая легкую штору:
— Это ваш сад?
— Нет, — ответил Жюлиюс.
— Я еще никогда никому не позволял хоть сколько-нибудь заглядывать в мою жизнь, — продолжал Лафкадио, не оборачиваясь. Затем, снова подойдя к Жюлиюсу, который видел в нем теперь просто-напросто мальчишку: — Но сегодня — праздник; я хочу устроить себе каникулы, единственный раз в жизни. Задавайте вопросы, я обязуюсь ответить на все… Ах, я забыл вам сказать, что я прогнал эту девицу, которая вас вчера впустила ко мне.
Жюлиюс, из приличия, принял удрученный вид.
— Из-за меня! Поверьте…
— Полноте, я и без того искал случая от нее отделаться.
— Вы… жили с ней? — нескладно спросил Жюлиюс.
— Да, ради гигиены… Но как можно меньше, и в память друга, который был ее любовником.
— Это не мсье Протос? — рискнул спросить Жюлиюс, твердо решивший побороть в себе всякое возмущение, брезгливость, неудовольствие и на этот раз, для начала, лишь постольку давать ход своему удивлению, поскольку то потребуется, чтобы несколько оживить беседу.
— Да, Протос, — отвечал Лафкадио, весело смеясь. — Хотите знать, кто такой Протос?
— Некоторое знакомство с вашими друзьями могло бы мне помочь узнать и вас.
— Это итальянец, по имени… право, не помню, да это и не важно. Его товарищи, и даже учителя, звали его только по прозвищу, после того как однажды он вдруг лучше всех написал греческое сочинение.
— Я не помню, чтобы сам когда-либо бывал первым, — сказал Жюлиюс, чтобы способствовать откровенности, — но я тоже всегда любил дружить с первыми учениками. Итак, Протос…
