Становясь год от года взрослее, она распаляла свое воображение разными фантазиями. Например путешествовала с намыленной губкой в укромные уголки и запретные зоны тетушкиного тела. Погруженная в картины своих мысленных образов, убаюканная мускусным ароматом, проникавшим в комнату из-под двери, девочка с трудом воспринимала звук, возвещавший завершение ритуала, когда тетя выходила из воды. Рисуя воображаемую картину того, как тетушка Эмили вытирается, ее бледная кожа розовеет от прикосновения полотенца, как она становится уязвимой и беззащитной, когда наклоняется, чтобы вытереть себе ноги. Ребенок считает секунды до того момента, когда тетя наденет банный халат и откроет дверь: «девять, десять, одиннадцать, двенадцать»; дверь широко распахивается, и тетушка Эмили деловито выйдет в комнату. Лицо уже станет озабоченным предстоящими дневными хлопотами.
– Беги, Рейчел, – скажет она, – тебе пора одеваться.
Шарик лопнул, мгновение пролетело, и Рейчел вновь возвращается в свою комнату, твердо уверенная в том, что вечер подарит ей новую встречу с тетушкой Эмили, которая будет нежно и ласково купать ее. А сейчас ей нужно приготовиться для дел наступившего дня, которых так много в доме и окружающих его садах, что укрылись в добрых двух милях от любой близлежащей проезжей дороги и в семи милях от Апоттери, в графстве Девоншир.
В то время, пока Рейчел взрослела в своем обособленном женском мире, примерно в пятидесяти милях от него, в предместье Бридпорта за свою маленькую жизнь боролся Чарльз. В Бридпорте имелась прекрасная дорога, однако там было отвратительное сообщение с близлежащими населенными пунктами: Лайм Реджис, Чармаут или Аплайм. Город имел весьма неудобную планировку: был разбросан, словно нижние юбки неряшливой женщины.
Крохотный одноэтажный домишко, служивший Чарльзу пристанищем в ранней юности, прилепился среди таких же, подобных ему, строений и грозил вот-вот развалиться. Домики были очень похожи и стояли вдоль края совершенно заброшенного поля, которое стало излюбленным местом для игр местной детворы и еще служило отличной площадкой для выгула собак. Мать Чарльза была весьма претенциозной дамой.
Когда она наконец перестала сотрясать стены маленькой больницы своими пронзительными криками и исподтишка взглянула на голенькое тельце новорожденного мальчика, которого ей показывала измученная акушерка, то первое, что ей бросилось в глаза, был синий и распухший пенис Чарльза. Она тотчас же прикрыла глаза, чтобы не видеть этого отвратительного зрелища, а когда открыла их вновь, то поняла, что ее новорожденный сын является гордым обладателем пары разноцветных яичек.
