– Что я могу сказать, Пол? – произнес он наконец. – Если то, что думаю, ты тогда решишь, что я обижен на нее за то, что она так неприветливо меня встретила. Я не обижен – предрассудки, принятые при дворе раджи, достаточно выветрились из моей головы чтобы считать, будто женщины обязаны мне поклоняться. Меня больше волнует, как она относится к тебе. Она хочет тобой руководить, вот что плохо.
– Понимаешь Мирза, – начал было Пол, но неожиданно для себя остановился: он осознал, что слов, способных выразить то, что он хочет, не существует.
От сложных объяснений его спасло появление коллег: Фила Керанса, Натали Радж, Ферди Сильвы. Немедленно, с более чем британским тактом, Мирза вернулся к вариациям на тему фамилии Холинхеда, и все посмеялись, дав Полу возможность прийти в себя и даже изобразить на лице вполне сносную улыбку.
«Черт подери, что бы я делал без Мирзы?…» Рассеянно проглотив остывший чай и даже не почувствовав вкуса, Пол обвел взглядом коллег.
«Отношение к людям. Мы пользуемся специальным жаргоном, чтобы втиснуть его в спектр от любви до ненависти. Но люди – не линии на плоскости. Они искривляются под разными углами в энном количестве измерений. Куда поместить равнодушие?
Куда-нибудь в воздух, над поверхностью бумаги. Оно не тяготеет ни к отвращению, ни к восхищению. Точка пустоты.» Нельзя сказать, чтобы он был абсолютно равнодушен к своим коллегам.
Просто… как-то равнодушен.
«И что в этом плохого?»
Возьмем ирландца Фила Керанса. В сорок с небольшим он точно знал, что не достигнет того, что у Мирзы будет наверняка, а у Пола предположительно, – статуса консультанта. Он будет честно делать свое дело в этой или другой больнице, пока не уйдет на пенсию: средняя, нейтральная личность. Но его, похоже, это уже не заботит. Пол сравнивал свое предполагаемое будущее с будущим Керанса и не знал, в какую сторону повернуть знак неравенства.
«Натали.»
Впервые он увидел ее со спины и был сражен красотой черных волос, тяжело струившихся в ярком флюоресцентном свете. Настоящий же шок наступил, когда она обернулась, и он увидел плохо сложенную фигуру и скошенный назад подбородок, делавшей ее не то чтобы совсем уж безобразной, но очень невыразительной. А тежду тем, она обладала поразительной способностью возвращать к жизни совсем уже охладевших и отдалившихся от нее людей в сложных случаях хронической гериатрии.
«Она мне нравится? Так же, как и Фил, – и да, и нет. Отношение, равноудаленное от симпатии и от антипатии, но лежащее вне линии, которая позволила бы мне достичь одного из них.» То же касалось и Ферди Сильвы, иммигранта, как и Мирза, уроженца Британской Гвианы, желтокожего флегматичного человека, чьей отличительной чертой была полная невозмутимость.
