Подобная двойственность восприятия здорово напрягала Немершева. Одна картинка, извлеченная из сознания, никак не хотела накладываться на другую, он терял драгоценные минуты, не зная как приступить к активной проверке.
В конечном итоге его совершенно неожиданно выручила музыка.
Тихие, плавные звуки Эригонского вальса поплыли в тишине, они казались такими же чистыми и хрустальными, как прозрачный лед знаменитых пещер, куда сквозь панцирь ледника проникал скупой свет, распадаясь на спектральные полосы…
Вадиму всегда казалось немного странным, что суровая природа Эригона, напитанная зловещей красотой, могла вдохновить кого-то на такое чистое, пронзительное произведение.
Что-то отозвалось, встрепенулось в душе, магия музыки сняла напряжение, он встал и сделал шаг в направлении столика, за которым, тихо переговариваясь, сидели девушки.
В эту минуту он почему-то не вспомнил, что никогда не учился танцевать: музыка вместо того, чтобы усилить замешательство, как будто подхватила его, и унесла прочь, оставив Вадима наедине с единственным шансом понять: кто они такие, не солгав при этом, не покривив душой.
Ему действительно понравилась та девушка, что сидела вполоборота к нему, он некоторое время исподволь наблюдал за ней, удивляясь совершенно незнакомым чувствам, что глухо заворочались в груди, и вот он уже рядом, протягивает руку в непринужденном жесте, со словами:
– Вы позволите, мисс?
Она медленно повернула голову, обожгла Вадима взглядом, он успел заметить в глубине ее зрачков две льдинки, которые вдруг растаяли, и она кивнула, вероятно, сделав это машинально, неожиданно не только для подруги, но и для самой себя.
Ее пальцы коснулись ладони Вадима, он едва удержал внезапную дрожь и повел ее к центру зала, чувствуя, что совершает чистое безумие, – ведь он никогда не умел танцевать, но видимо предельное напряжение моральных сил, и чарующие звуки Эригонского вальса сыграли с ним злую, неуместную шутку…
Она казалась Вадиму хрупкой и прекрасной, как прозрачный лед, вдохновивший неизвестного композитора на величайшее творение своего времени…
Несколько минут они не могли проронить ни слова, затем Вадим, чувствуя, что начинает пьянеть от незнакомых, обрушившихся на него ощущений, спросил, склонившись к незнакомке:
– Как вас зовут?
Она ответила, не поднимая взгляда:
– Лори…
Чарующие звуки вальса, бледный бархат кожи ее обнаженных плеч, тихий чуть дрогнувший голос, – все кричало – она не могла, это ошибка, я чувствую, как глухо стучит в ее груди сердце, как прерывистое дыхание не может успокоиться, и понимаю, что в эти минуты случилось что-то важное, не находящее выражения в словах…
