Он вел себя обезоруживающе, этот Синклер Синглтон. Он спокойно выслушивал старые жалобы: уровень зарплаты, отсутствие обеспечения больных и престарелых, автоматизация, конфискация земель…
Наконец встала миссис Эрншоу.
— Нам, — заявила она, — пора поставить вопрос об отделении от Организации. Мы, риверсайдцы, можем прожить сами!
Все переглянулись, и у нас возникло ощущение, что старушка говорит дело. Послышался одобрительный гул.
— Но, — с обескураженным видом произнес Синглтон, — каким образом вы можете отделиться, если Организация купила всю планету?
Как и следовало ожидать, в ответ кто-то выкрикнул:
— Но не народ!
Не знаю, кто это кричал, да и какая разница. Всегда найдется дурак, для которого красноречие дороже смысла.
И, как опять-таки следовало ожидать, этот выкрик вызвал восторженный рев…
Впоследствии, в более спокойной атмосфере «Клуба», Ральф Стренг сказал:
— На самом деле Организация, конечно, купила народ. Какой смысл это отрицать? Они купили нас, и дешево — тут уж ничего не поделаешь.
— Я слышала, что вы сказали! — Над нами грозно нависла миссис Эрншоу. А теперь позвольте мне возразить вам, доктор Стренг. Меня никто не купит, и это относится ко всем Потомкам пионеров. Мы обсудили этот вопрос и намереваемся составить декларацию независимости Риверсайда. Впрочем, я не жду, что вы или ваш малодушный приятель Монкриф ее подпишете, однако есть много людей, которые это сделают. У нас немало отважных сердец, будьте уверены!
Стренг посмотрел на нее, изображая изумление.
— А я-то думал, что Потомки — это ансамбль фольклорных танцев.
Лицо миссис Эрншоу омрачилось еще сильнее.
— Идиотское замечание такого сорта я ждала от мистера Монкрифа, а не от образованного человека вроде вас! — Неожиданно она взглянула на меня. — И нечего так по-дурацки ухмыляться! Не думайте, Монкриф, что я не слышала, как вы называете Потомков за глаза! Эти хулиганские шуточки на наш счет, циничное гоготанье за спиной! Я вам скажу: хорошо, что кто-то пока еще осознает истинные ценности. Потомки посвятили себя сохранению лучшего, что есть в нашей жизни — в том числе и свободы личности!
Публика улыбалась. Старушка выставила нас на всеобщее обозрение.
Ральф Стренг нарочито медленно поднялся и поставил стакан на стол. Смешки умолкли.
— Миссис Эрншоу, — начал он, — ни мистер Монкриф, ни я никогда не оспаривали права Потомков пионеров разгуливать по улицам в каком угодно виде — хотя, возможно, и находили это отвратительным. Так будьте любезны, даруйте нам свободу считать вас сборищем гороховых шутов!
