— Ты что, не видишь, что на нас свалилось? — чуть не закричал он на меня.
— На нас? — переспросил я.
Он не обратил на это внимания.
— Величайший психиатр, — изрек док, — какого когда-либо знал мир! Крупнейший вклад в психиатрию с самого начала времен! Понимаешь, к чему я клоню?
— Пожалуй, понимаю, — сказал я, хотя не понял ровным счетом ничего.
— Больше всего, — изрек док, — человечество нуждается в ком-то или в чем-то, на кого или на что можно перевалить свои заботы. В ком-то, кто одним магическим касанием изгонит все тревоги. Суть дела тут, разумеется, в исповеди — в том, чтобы символически переложить свою ношу на чужие плечи. Один и тот же принцип срабатывает в церковной исповедальне, в профессиональной психиатрии и в дружбе — дружба глубока и прочна лишь тогда, когда на плече у друга можно поплакаться…
— Док, вы правы, — сказал я, начиная помаленьку соображать что к чему.
— Беда в том, что принимающий исповедь тоже человек. И по-человечески ограничен, и тому, кто исповедуется, это известно. Исповедник не в силах гарантировать, что сумеет разделить любое несчастье, любую страсть. А здесь перед нами нечто принципиально иное. Пришелец — существо со звезд, не связанное человеческими предрассудками. Из самого определения следует, что он в состоянии принять любые печали и вобрать их своим нечеловеческим естеством…
— Док, — завопил я, — если бы вы заполучили Вильбура в лечебницу!..
Док мысленно потирал руки.
— Именно об этом я и подумал.
С каким удовольствием я дал бы себе пинка под зад за свой неумеренный восторг! Теперь я сделал все, что мог, лишь бы вернуть себе утраченные позиции.
— Не знаю, док. С Вильбуром, наверное, не сговориться.
— Ну что ж, давай вернемся и попробуем.
— Не знаю, — упирался я.
— Нельзя терять ни минуты. К утру слухи расползутся на много миль, и здесь будет не продохнуть от газетчиков, телевизионных фургонов и бог весть кого еще. Набегут ученые сопляки, правительственные агенты, и дело выскользнет из наших рук.
— Лучше я потолкую с ним с глазу на глаз, — сказал я. — У него, неровен час, язык с перепугу отнимется, если вы начнете путаться под ногами. А меня он знает и, может, послушает…
Как ни крутился док, как ни мялся, но в конце концов согласился.
— Я подожду в машине, — предложил он. — Если понадоблюсь, позовешь.
Хрустя гравием, он ушел по дорожке к своей машине, а я возвратился в дом.
— Лестер, — обратился я к роботу, — мне необходимо поговорить с Вильбуром. Это очень важно.
