Доктор выдернул из кармана табакерку, открыл ее, подцепил добрую щепоть табака, втянул половину в себя за три оглушительных всхлипа, остальное же рассыпал вокруг к нескрываемому ужасу и отвращению сэра Мармадьюка.
– Роберт, пожалуйста, помни, что после того как твой крестник…
– И твой племянник! Единственный сын твоей сестры Марии!
– Она умерла, – кротко заметил сэр Мармадьюк.
– И его отец тоже отдал Богу душу! – Доктор оглушительно чихнул.
– Ну, вот об этом, может, и не стоит жалеть, Роберт. – Сэр Мармадьюк слегка нахмурился. – Однако, после прискорбного фиаско Руперта на стезе твоей собственной профессии, достопочтенный Торнберн согласился взять его в свою контору исключительно из уважения ко мне, а теперь ты утверждаешь, что этот юноша…
– В бегах, – удовлетворенно закончил доктор. – Но…
– И снова в долгах.
– Шестьсот с лишним фунтов, – подтвердил Уотерспун.
– Я так и понял. Вчера я получил от него весьма характерное письмо…
– Которое ты, конечно же, проигнорировал!
– Разумеется! – кивнул сэр Мармадьюк.
– Ты уже оплачивал его долги?
– Дважды! Так что с ним произошло, Роберт?
– Черт его знает! Да и к чему беспокоиться? Ведь малый для тебя ничего не значит, да и никогда не значил. Ты даже ни разу не видел его.
– Со времен его младенчества, к счастью, нет.
– Так что, если он жаждет очутиться в объятиях дьявола, скатертью дорога!
– Ни в коем случае, Роберт. Хотя юноша и приносит одни огорчения, все-таки он мой родственник, и на мне лежит обязанность…
– Оплатить его долги?
– Да.
– Ради своего имени, не так ли?
– Именно так.
– А что же будет с мальчиком?
– А вот это меня нисколько не интересует.
– Ого! – воскликнул доктор. – Ну и ну!
– Но я, разумеется, постараюсь восстановить его репутацию.
– Опять же ради своего доброго имени?
– Да и…
– У твоего имени есть заботы и поважнее, Энтони Мармадьюк!
– Что ты этим хочешь сказать?
– Твоя печень, Тони. Ты желт, как новенькая гинея.
– Все это чепуха! – сэр Мармадьюк с тревогой взглянул на свое отражение в ближайшем зеркале. – Я, конечно, сознаю, что мне уже сорок пять…
– Ого! – промолвил доктор.
– …и я уже давно потерял интерес и вкус к жизни…
– Ну и ну! – прокряхтел Уотерспун.
– Жизнь, – вздохнул сэр Мармадьюк, оседлывая своего любимого конька, – это все возрастающая скука, доводящая тебя до полного отчаяния, когда ты представляешь тоскливую вереницу однообразных дней, что безысходной чередой тянутся к неизбежному и опять же скучному концу…
– Это печень! – снова вскричал Уотерспун. – Это желчь! Селезенка! Печень! И ничего больше!
