— Этого не произойдет, шеф. Простите, я сорвался… С кем не бывает! Он просто взбесил меня!
— Ну разумеется — именно этого он и добивался. Более чем элементарно. Однако, внимание — он приходит в себя.
Мышцы Сэммза расслабились. Он открыл пустые глаза, потом, когда сознание случившегося пронзило его, он снова закрыл их; по телу пробежала медленная дрожь. Каждая клеточка, каждый нерв трепетали, вопили, требовали — еще, еще, еще! Его разум был охвачен всепоглощающим желанием снова и снова испытать то предельное возбуждение, которое подарил ему чудовищный препарат.
На столе прямо перед его глазами лежала еще одна порция зелья, и любой потребитель тионита без малейшего колебания продал бы дьяволу душу, чтобы получить ее.
Она может убить? Подумаешь! Что такое, в конце концов, смерть? Разве существует в жизни большее наслаждение, чем то, которое он только что испытал, и повторение которого снова так близко?
К тому же, кому в голову пришла столь идиотская мысль, что тионит может убить его, Вирджила Сэммза?! Его, сверхчеловека, — только что он доказал это!
Сэммз с трудом размял затекшие мышцы и потянулся за капсулой — и это движение, столь незначительное и слабое, оказалось спасительным; его было достаточно, чтобы Первый Ленсмен Вирджил Сэммз вновь начал контролировать свои действия.
Однако страстная тяга не уменьшилась; скорее, она даже возросла.
Пройдут долгие месяцы, прежде чем Сэммз сможет думать о тисните — и даже просто о предметах с пурпурным оттенком — без того, чтобы у него не перехватывало дыхания и непроизвольно не напрягались мышцы. И годы пройдут, пока он сможет забыть то, что произошло с ним у этого стола, в этой комнате; годы — пока он не загонит эти воспоминания в самые темные глубины своего разума.
Он вдруг понял, что может произойти непоправимое, и это придало ему сил. Пальцы Сэммза уже дотянулись до капсулы, но вместо того, чтобы схватить ее, он резким движением толкнул наркотик по гладкой поверхности стола в сторону Геркаймера.
— Убери-ка отсюда эту гадость, приятель! Еще одна попытка может стать последней в моей жизни, — затем он обернулся в сторону Моргана и произнес:
— Вряд ли сам когда-нибудь проходил подобную проверку — я-то уж ему, во всяком случае, не поверю ни на грош.
С заметным усилием секретарю удалось сдержать язык за зубами, однако Морган на этот раз не промолчал.
— Что-то вы разговорились, Олмстед. Можете встать? Крепко ухватившись обеими руками за крышку стола, Сэммз с огромным трудом поднялся на ноги. Стены комнаты вращались словно в бешеной карусели, причем каждая вещь и каждый предмет непостижимым образом кружился по своей собственной, совершенно непредсказуемой траектории; голова раскалывалась от невыносимой боли, с каждым мгновением угрожая превратиться в готовую к взрыву бомбу; перед глазами плавали странные черные и белые пятна, мелькали разноцветные радужные сполохи. Он с усилием оторвал одну руку от стола… потом другую… и рухнул обратно в кресло.
